Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

«Не могу писать боле: у меня все спуталось въ голов… Если вамъ, добрый другъ, очень тяжело сегодня на суд, то и мн уже боле мсяца страшно тяжело… Что я пишу! Что же изъ того? Что я хочу сказать?… Но вы меня любите, Гавріилъ Васильевичъ, вы поймете, что я хотла сказать… Пожалйте и простите меня, что пишу безъ смысла.

„Любящая васъ К. Рымнина“.

Кречетовъ со вниманіемъ прочелъ письмо, но онъ не замтилъ грустнаго тона письма, такъ какъ „добрый другъ“, „я буду на виду у него, буду смотрть на него, буду улыбаться ему“, „но вы меня любите“ и, наконецъ, „любящая васъ“ — привели его въ сильный восторгъ и затушевали собою все остальное въ письм. Ему захотлось еще боле упиться этими милыми для него выраженіями письма, ему захотлось глубже вникнуть въ эти такъ много общающія блаженства фразы — и онъ прочелъ письмо во второй разъ, прочелъ боле внимательно, останавливаясь на смысл и тон фразъ, которыя такъ хорошо нжили его при первомъ чтеніи письма.

„Что съ ней?“ — чуть не закричалъ онъ, когда прочелъ письмо во второй разъ. Онъ хотлъ спросить у Рымнина, что случилось съ его дочерью, опасно ли она больна, отчего онъ не сказалъ ему объ этомъ, но вмсто того, самъ не сознавая почему, только посмотрлъ на Рымнина, углубленнаго въ чтеніе газеты, вздохнулъ и началъ читать письмо въ третій разъ.

„Насъ только жалютъ, — думалъ онъ посл прочтенія письма въ третій разъ. — Но что съ тобой? Ты — преступница? Ты — великая гршница?… Твое ученіе крестьянскихъ ребятишекъ не удалось?… Ты винишь себя въ этомъ потому, что кто добръ, тотъ все валитъ на себя и выгораживаетъ другихъ. Ты — гршница?… Еслибы Христосъ былъ снятъ со креста Его мучителями, еслибы мучители не дали Ему умереть за жалкое человчество, это бы мучило Христа, Онъ страдалъ бы отъ этого… И тебя мучитъ и тревожитъ, что твое ученіе крестьянскихъ ребятишекъ не удалось, что оно измучило тебя и не принесло пользы бднымъ ребятишкамъ, что ты жива, а ученіе твое не пошло въ прокъ… Но я успокою тебя, я объясню, что не одиночныя силы, не желаніе, не трудъ одной доброй души нужны, чтобы вывести изъ чисто скотоподобнаго состоянія нашихъ крестьянъ, чтобы дти ихъ могли съ пользою учиться…

„Гд мн, уроду физическому и уроду нравственному, успокоить кого-либо“, — думалъ Кречетовъ немного погодя, когда ему вдругъ пришло на умъ, что онъ еще только думаетъ успокоить Катерину Дмитріевну, а она уже успокоила его тревоги своимъ письмомъ, заставила его забыть все окружающее, такъ что только пронзительно-пискливый выкрикъ судебнаго пристава: „судъ идетъ!“ — заставилъ его вздрогнуть, вздохнуть и мимолетно посмотрть на все и всхъ въ зал.

V.

— Ваше заключеніе! — обратился предсдатель суда къ Лукомскому, когда судьи опять услись за столомъ на эстрад и въ зал водворилась тишина.