— А при такомъ, господствующемъ у насъ, стро необходимо выпить! — закончилъ Перехавшій и, чокнувшись съ Кречетовымъ, выпилъ залпомъ большую рюмку хересу.
— Такъ-то оно такъ, Викторъ Александровичъ, — началъ Кречетовъ, окончивъ супъ и выпивъ рюмку хереса, — но я все-таки далъ слово не бывать ни у кого и никому не подавать руки, пока не обнаружу всю ложь клеветы… Вы, господа, не обижайтесь: для всхъ это — знакъ моего покаянія, а для васъ — моего глубокаго уваженія къ вашей честности, прямот и любви къ правд. За ваше здоровье! — поднимая рюмку съ виномъ, громко окончилъ Кречетовъ, причемъ лицо его улыбалось, но взоръ и выраженіе лица оставались по-прежнему тревожны и тоскливы.
— Браво! Кто честенъ, тотъ такъ долженъ поступить! Браво! За здоровье ваше, лучшій изъ дворянъ! — вскочивъ со стула, подскочивъ къ Кречетову, чокаясь и цлуясь съ нимъ, громко и съ чувствомъ говорилъ Перехавшій.
Могутовъ налилъ себ рюмку краснаго вина, молча чокнулся и выпилъ. Онъ ничего не пилъ и теперь рюмка краснаго вина была исключеніемъ изъ общаго правила.
— Скажите мн, пожалуйста, господа, — принимаясь за соусъ, началъ Кречетовъ, — что бы вы стали длать на моемъ мст?
— То-есть какъ же это: что длать? — Не подавать руки, плюнуть на все — вотъ и все! — внушительно отвчалъ Перехавшій.
— Съ этимъ, Викторъ Александровичъ, дло уже покончено… Я спрашиваю васъ не о томъ… Мн тридцать шесть лтъ — возрастъ, кажется, еще не старческій, я богатъ, много учился, — что же бы вы посовтовали мн длать, чтобы… чтобы мн самому не казалась моя жизнь, какъ, помните, говорилъ Гамлетъ: „Какъ пошла, плоска, глупа и ничтожна мн кажется жизнь на этомъ свт! Презрнный міръ! Ты — опустлый храмъ, негодныхъ травъ пустое достоянье!“
Кречетовъ проговорилъ все это, не переставая сть соусъ, такъ что фразы его рчи были отрывисты, какъ при самомъ обыкновенномъ обденномъ разговор, и только тираду изъ Гамлета онъ произнесъ безъ перерыва, но и безъ воодушевленія, не глядя на собесдниковъ и подливая себ въ тарелку соуса.
— И что за проклятая манія у дльныхъ, вполн полезныхъ для родины людей считать себя и свою дятельность за нуль и того хуже! Имъ бы хотлось длать то, чего и на свт нтъ!.. Вы — земскій дятель, вы — строитель земской желзной дороги!.. Чего же вамъ еще нужно? — насупивъ брови, гнвно, какъ наставникъ на прихоть школьника, отвтилъ Перехавшій и торопливо началъ сть соусъ, издавая носомъ довольно сильное сопніе.
— Право, мн кажется, — продолжалъ посл короткаго молчанія Перехавшій, — что черезчуръ умные люди такъ же трясутся надъ своимъ временемъ, какъ скупецъ надъ золотомъ. Они считаютъ малопроизводительной свою жизнь, если спятъ хотя только пять часовъ въ сутки, если тратятъ время на обдъ, ужинъ, чай. Имъ бы хотлось запречь себя въ отечественную колымагу и тянуть ее впередъ безъ малйшаго отдыха, — тянуть до тхъ поръ, пока изъ нихъ духъ вонъ… Но вдь тогда и отечественная колымага станетъ совсмъ.
— Нтъ, чортъ возьми, прежняго времени люди умли жить лучше нашего, — продолжалъ онъ, опять немного помолчавъ, торопливо проглотивъ два кусочка и нсколько разъ вскинувъ изъ-подъ очковъ недовольный взглядъ на Кречетова и Могутова, которые, какъ будто, совершенно не обращая вниманія на него, занимались дою. — Черезчуръ умнымъ людямъ я бы посовтовалъ брать примръ съ его превосходительства, управляющаго контрольною палатой.
Послдовало продолжительное молчаніе, во время котораго лакей перемнялъ тарелки, Кречетовъ ковырялъ перомъ въ зубахъ, прихлебывалъ изъ рюмки хересъ и, глядя внизъ, терпливо ожидалъ отвта Могутова на свой вопросъ, а Перехавшій недовольно посматривалъ изъ-подъ очковъ на обоихъ и досадовалъ на самого себя, что ему, такому опытному спеціалисту по части утшенія немощныхъ душъ, отлично понимавшему душевное состояніе Кречетова, удрученнаго наглою клеветой, — ему никакъ не удается разогнать его тревогу, перевести разговоръ на совершенно отвлеченную, живую и интересную тему.
— Вы преувеличиваете, Викторъ Александровичъ, значеніе земской дятельности, — мелькомъ взглянувъ на Могутова и принимаясь за жаркое, началъ Кречетовъ. — Земская дятельность, въ нашей, по крайней мр, губерніи, положительно ничего не стоитъ… Не будемъ объ этомъ спорить. Я говорю такъ посл трехлтняго горячаго участія въ земств нашей губерніи, — замтя желаніе возражать со стороны Перехавшаго, серьезно и строго, но совершенно спокойно, какъ прежде почти никогда не говорилъ, сказалъ Кречетовъ. — Что же касается постройки земской желзной дороги, то съ нею нужно проститься… Мн передали сегодня, что постройка переходитъ изъ рукъ земства въ грабительскія руки Брестскаго и К®.
— По какому праву? — вскрикнулъ Перехавшій, стукнувъ кулакомъ по столу, а Могутовъ пересталъ читать и, беря жаркое, посмотрлъ на Кречетова.
— Такъ ршили въ Петербург… Вотъ я и попрошу васъ, господа, сказать мн откровенно: что мн длать, чтобы не вести пошлую, глупую и ничтожную жизнь… Вы не откажетесь откровенно высказать ваше мнніе, да? — говорилъ Кречетовъ, не глядя на собесдниковъ и занимаясь дой.