Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Едва полицеймейстеръ постучался въ дверь квартиры пристава мироваго създа Ахнева, какъ почти тотчасъ же за дверью раздался сильный топотъ. Полицеймейстеръ, думая, что это спшитъ прислуга отворить дверь, пересталъ стучать и сталъ противъ дверей. Но едва онъ сдлалъ это, какъ дверь быстро отворилась, и молодой мужчина, въ фуражк съ кокардой и въ пальто, стремглавъ выскочилъ на улицу и такъ сильно всею своею массою столкнулся съ полицеймейстеромъ, что послдній далеко отлетлъ въ сторону и едва удержался на ногахъ. Онъ уже хотлъ было начать кричать «караулъ!», но, вспомнивъ о свистк въ карман, торопливо вынулъ его и засвисталъ въ него пронзительно и долго. Онъ пересталъ только тогда свистать, когда немного успокоился, а успокоился онъ тогда, когда прибжавшій будочникъ крикнулъ надъ самымъ ухомъ полицеймейстера:- Чего изволите, ваше благородіе? Полицеймейстеръ осмотрлся кругомъ. Виновника толчка и слдъ простылъ, и только отворенная дверь въ квартиру Ахнева какъ бы указывала на нить въ его открытію.

— Ступай туда, указывая на домъ, сказалъ полицеймейстеръ, — и скажи, что я желаю видть пристава.

— Слушаю-съ, ваше благородіе, отвтилъ будочникъ, направляясь въ дверь.

— Кажись, это онъ самъ убжалъ, какъ очумлый? думалъ полицеймейстеръ, по уход городоваго. Ночь свтлая, за сто шаговъ узнать можно, но онъ, проклятый, выскочилъ какъ оглашенный и прямо въ грудь…. А, сто чертей, теб лшему…. Ажъ искры изъ глазъ посыпались!.. Но мелькомъ замтилъ, что, какъ будто, онъ…. Чувствую боль въ груди, проклятый!.. Но куда его чертъ несъ, какъ угорлаго?….

— Пристава нту-ти дома, ваше высокоблагородіе, отрапортовалъ будочникъ.

— Такъ и зналъ…. Но куда и на какого лшаго онъ удралъ, какъ оглашенный? громко думалъ полицеймейстеръ.

— Не могу знать, ваше благородіе, отвтилъ за него будочникъ.

— Не съ тобой говорятъ! сердито крикнулъ полицеймейстеръ. Ступай, спроси, дома-ли барыня, и можно-ли къ ней зайти?

— Слушаю-съ, ваше благородіе…. Горничная сказывала, что он плакать изволятъ, уходя, сказалъ будочникъ.

— Драка, что-ли, у нихъ была? Ну, да, отъ драки и убжалъ, какъ очумлый…. Тьфу, сто болячекъ теб проклятому! прикладывая руку къ груди, громко и сердито говорилъ полицеймейстеръ….

— Просятъ, ваше благородіе, пожаловать…. въ горницу изволятъ просить, сказалъ возвратившійся будочникъ.

— Ступай на мсто! сердито сказалъ полицеймейстеръ, входя въ дверь.

Въ небольшой комнат, съ тремя окнами на улицу, съ обстановкой залы и вмст гостинной, съ новой и небдной мебелью, съ цвтами на окнахъ и съ красивой лампой на стол у дивана, — на диван сидла женщина лтъ двадцати, въ чистенькомъ, голубенькомъ ситцевомъ плать. Она была недурненькая блондинка, съ маленькимъ и вздернутымъ къ верху носикомъ, съ пухленькими и румяными щечками и губками, и съ небольшими голубенькими глазками, которые свтились уже черезъ-чуръ мягко и нжно. Она, при вход полицеймейстера, держала носовой платокъ у глазъ.

— Что это? Да вы никакъ плачете? Что съ вами, дорогая Анна Павловна? Здравствуйте!.. говорилъ полицеймейстеръ, подходя къ сидвшей на диван женщин. Онъ взялъ ея руку съ платкомъ, бережно отвелъ ее отъ пазъ и, держа въ своей рук, слъ на кресло, стоявшее рядомъ съ диваномъ.

— Я умру, Филаретъ Пупліевичъ, всхлипывая, заговорила женщина немного пискливымъ голосомъ. Несчастье за несчастьемъ обрушиваются на меня!.. Я не переживу всего этого…. Это свыше моихъ силъ!.. и она отняла свою руку съ платочкомъ изъ руки полицеймейстера и опять приложила платочекъ къ глазамъ.

— Какъ это можно умереть такой хорошенькой, такой миленькой барыньк! взявъ ея другую руку, заговорилъ полицеймейстеръ, причемъ голосъ его былъ нженъ и немного пискливъ, малымъ чмъ отличаясь отъ голоса женщины. Этого позволить никакъ нельзя! За это нашего брата въ отставку! Какъ, скажетъ губернаторъ, ты, полицеймейстеръ, допустилъ у себя въ город умереть такой молодой и хорошенькой барыньк! А что я ему скажу? Скажу, что ничего не зналъ. А онъ меня за это въ отставку! Въ отставку безъ пенсіона! А у меня семейство!.. Нтъ, вы не умирайте, Анна Павловна, вы меня пожалйте…. Вы мн скажите, въ чемъ ваша печаль?…. Я, наврно, какъ рукой сниму ее….

— Какой вы добрый, немного успокоясь, отвтила Анна Павловна. Какъ вы славно говорите!.. Но вы не успокоите меня…. Разбита вся жизнь! Нтъ цли жизни!.. и она вздыхала, но уже не плакала и только жала въ рук платочекъ.

— Да вы разскажите по порядку, милйшая Анна Павловна! Успокойтесь, да и разскажите подробно, подробно, чтобы понятно было. А ужъ я, какъ только пойму, такъ и успокою. Ей-ей, успокою! Полиція не шутитъ! боле громко сказалъ полицеймейстеръ.

— Длинно, длинно разсказывать, Филаретъ Пупліевичъ…. О послднемъ нашемъ несчасть вы, наврно, уже слыхали…. Весь городъ знаетъ!.. и она опять приложила платокъ къ глазамъ.

— Да вы успокойтесь, Анна Павловна. Не такой страшный чертъ, какъ его рисуютъ! Добрые люди всякой бд помочь могутъ! Вы только имъ разскажите бду, да попонятне….

— Не записалъ въ опись лошадей, золотыхъ вещей, стараго вина! съ ужасомъ сказала Анна Павловна.