Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Мн сказать можно: съ полиціей не шутятъ! Налейте-ка мн рюмку очищенной, да бутербродъ приготовьте, знаете, хозяйственный.

— Знаю, Филаретъ Пупліевичъ!

Двушка перерзала пополамъ въ длину пятикопечный хлбъ, намазала щедро об половинки масломъ, наклала на нихъ густо колбасы съ языкомъ и об половинки, поверхъ колбасы съ языкомъ, толсто вымазала горчицей и, не скупясь, посыпала солью. Полицеймейстеръ въ это время тихо прошелъ залу, поводилъ глазами вокругъ нея, прошелъ по билльярдной и, когда спящій, сидя, маркеръ вскочилъ, ласково сказалъ ему:

— Можешь спать, любезный.

— Виноватъ, Филаретъ Пупліевичъ. Публики нтъ, — вздремнулось.

— Это ничего. При публик — чтобы ухо востро было, а безъ публики вздремнуть можно. Съ полиціей не шутятъ! уходя, самодовольно улыбаясь и грозя на маркера пальцемъ, сказалъ полицеймейстеръ.

— Слушаю-съ, Филаретъ Пупліевичъ, серьезно отвтилъ маркеръ.

Возвратясь въ буфетъ, полицеймейстеръ залпомъ выпилъ рюмку водки.

— Это, Таня, по пожарному такъ пьютъ, сказалъ онъ, и началъ есть бутербродъ. Его большіе блые зубы ловко откусывали куски бутерброда, а губы, бойко возясь одна объ другую, утирали и усы, и сами себя отъ прилипавшей къ нимъ горчицы.

— Скучаете, Таня, по театру? Театра нтъ, — и публики нтъ? скучно? спрашивалъ полицеймейстеръ во время ды.

— Да-съ. Безъ театра въ это время гости рдко бываютъ. Не закрываемъ только по положенію, отвтила двушка.

— Такъ, такъ. Положеніе соблюдать слдуетъ, — съ полиціей не шутятъ!.. А теперь пропустимъ по вашему, по купечески, и, когда двушка налила вторую рюмку, онъ выпилъ ее медленно, закрывъ глаза и искрививъ лицо. Двушка улыбалась.

— А что, Таня, инженеры по старому хорошо поддерживаютъ торговлю? додая бутербродъ, спрашивалъ полицеймейстеръ.

— По старому. Инженеры, да подрядчики.

— Ну, а чиновники? Съ нихъ — какъ отъ козла молока?

— Отъ нихъ только шумъ одинъ. Степенные по гостинницамъ не ходятъ, одна только мелкота шары катаетъ. Придутъ, напившись, да нашумятъ.

— Такъ, такъ. Теперь бутылочку пивца, Таня, окончивъ бутербродъ, говорилъ полицеймейстеръ. — Но шумятъ тихо? Хохотъ, смхъ и больше ничего?

— Дерутся рдко, — другъ дружку унимаютъ. Если сильно напившись, такъ и ко мн лзутъ.

— Ну, изрдка нельзя, чтобы не того и тмъ боле выпивши. А вы мн, Таня, всегда всю правду, какъ передъ Богомъ! Слышите? Съ полиціей не шутятъ! выпивъ полкружки пива и грозя пальцемъ, серьезно говорилъ полицеймейстеръ.

— Я вамъ, Филаретъ Пупліевичъ, всегда могу, какъ отцу, правду говорить…

— Вы, Таня, обратите особенное вниманіе на одного прізжаго. Лтъ этакъ подъ двадцать шесть, темноватый и смотритъ во вс глаза, а, кажется, изъ подлобья, по волчьи, понимаете?

— Угадаю. А какъ ихняя фамилія?

— Фамилія — Могутовъ, Гордій, Петровъ сынъ. Когда придетъ, — глазъ не спускать и все подробно запомнить и мн сообщить! Съ полиціей не шутятъ! вставая, грозя пальцемъ и глядя серьезно на двушку, говорилъ полицеймейстеръ. — Скоро двнадцать, — пора спать. Онъ звнулъ. — Такъ смотрть въ оба, Таня, и мн сообщить! Съ полиціей не шутятъ! уже за дверью сказалъ полицеймейстеръ.

Домой онъ шелъ тихо. Онъ былъ доволенъ собой, и въ его голов носились обрывки неопредленныхъ мыслей: удастся-ли какъ слдуетъ дло съ Ахневымъ, скоро-ли Тотемкина перестанетъ упрямиться, надо не забыть распечь кожевеннаго заводчика… — Бибиковъ — тоже свинья, возится по мировымъ судамъ…

— Откуда и куда путь изволите держать? обратился полицеймейстеръ къ Лукомскому, когда поровнялся съ нимъ и разсмотрлъ его, задумчиво идущаго по тротуару. — Добрый вечеръ, Орестъ Ильичъ!

— А, здравствуйте, подавая руку и чуть вздрогнувши отъ внезапнаго перерыва полицеймейстеромъ мыслей, кружившихся въ его голов, отвчалъ Лукомскій. — Былъ у Рымниныхъ и возвращаюсь домой.

— Прекраснйшая ночь, Орестъ Ильичъ! Знаете, невольно даже намъ, старикамъ, мечтательности разныя въ голову приходятъ… Молодость, знаете, вспоминается, и становится жаль, что ея ужъ нтъ, а я страдаю, какъ въ романсахъ поётся.

— Да?… Скажите, правда, что у Плитовыхъ есть долги? разсянно спросилъ Лукомскій.

— Не слыхалъ! удивленно сказалъ полицеймейстеръ. — Имніе ихъ не заложено, это я наврно знаю… Нтъ, долговъ, наврно, нтъ. Денегъ тоже большихъ нтъ, а тысяча — другая найдется. Да вдь вамъ это лучше извстно, Орестъ Ильичъ, — вы женихъ. Это весь городъ говоритъ, и если позволите поздравить.

— Наврядъ. Я слыхалъ, — есть долги, а я не охотникъ платить чужіе долги, хотя и очень интересовался mademoiselle Плитовой, звая, сказалъ Лукоискій.

— Не ожидалъ, не ожидалъ! А вдь…

— Прощайте, мн направо, сухо сказалъ Лукоискій.

— Желаю вамъ покойнйшей ночи, Орестъ Ильичъ! Не прикажете-ли проводить васъ?

— Нтъ, благодарю…

— Не ожидалъ, не ожидалъ! грустно повторялъ полицеймейстеръ, пока не дошелъ до своего дома — при полиціи, съ высокой, но покосившейся каланчей.

III.