Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Пустяки, барыня! Перемелется, — мука будетъ! затягиваясь папиросой и откинувшись на спинку кресла, равнодушно говорилъ полицеймейстеръ. — А вы вотъ что сдлайте! Я вамъ отъ души желаю добра, Анна Павловна, и совтую для вашей пользы, потому мн жаль, когда такая, какъ вы, молодая, красивая и добрая барыня, терпитъ горе и нужду.

— Благодарю васъ! Я вамъ врю, Филаретъ Пупліевичъ, нжно и отъ души сказала Анна Павловна.

— Вы его приласкайте. Скажите: прошлое, молъ, забыто. Твоя-де бда, исторія эта, заставила меня все думать о теб. Сперва-де ненавидть тебя хотла, бросить, — да не смогла. Люблю, молъ, тебя, въ Сибирь съ тобой пойду…. Онъ и раскроетъ вамъ душу. А вы ему слухъ про Кречетова и подпустите, да потомъ и обдумайте вмст, какъ дло повести, чтобы и оправдаться, ласку его превосходительства заслужить.

— Какой вы добрый, Филаретъ Пупліевичъ!

— А зачмъ быть злымъ? Ласковое телитце двухъ матокъ сосетъ. Вотъ и вы ласкою, да любовью его проймите. Я это потому говорю, что на самомъ себ испыталъ, какъ ласкою да любовью такъ и этакъ можетъ ворочать нашего брата такая красивая барынька, какъ вы. Женская любовь при красот — бдовое дло, Анна Павловна! вздохнувъ и показывая руками, какъ хорошенькая барынька, вотъ такъ и этакъ можетъ ворочать нашего брата, серьезно сказалъ полицеймейстеръ.

— Вы, мужчины, это все комплименты намъ говорите, ухе улыбнувшись, сказала она.

— Нельзя и безъ комплиментовъ, особенно молодому человку. А намъ, старикамъ, есть о чемъ поговорить, кром комплиментовъ. Комплименты эти сорвутся съ языка разв невзначай. Заговоритъ ретивое сердечно, застучитъ немножко посильне, — ну, и вырвется съ языка комплиментъ.

— Ахъ, какой вы добрый, Филаретъ Пупліевичъ! Я скоро пожалю, что не пошла замужъ за пожилаго мужчину… Они такъ умютъ ласкать, нжить и дорожить женами!

— Этого жалть нечего. Стоитъ вамъ захотть, — и не то что я, а самъ губернаторъ будетъ у васъ ручки цловать. Хе, хе, хе! потирая руки, шутилъ полицеймейстеръ.

— Въ самомъ дл? Ха, ха, ха! Онъ очень красивый, серьезный мущина… Но я такъ люблю мужа, грозя на полицеймейстера пальчикомъ, бойко говорила Анна Павловна. — Нтъ, вы мн не говорите подобныхъ вещей!

— Я только къ слову, Анна Павловна. Мужа любить нужно, и Богъ, и законъ это приказываютъ, но мужа хорошаго. А за что мужа любить, если онъ не захочетъ себя избавить отъ наказанія, а жену отъ позора, если онъ не ночуетъ дома, если онъ пьянствуетъ? Такого мужа любить нельзя. Мужъ долженъ доставлять жен и приличное званію одяніе, и развлеченія разныя, не часто, а такъ въ мсяцъ разъ, другой: театръ, благородное собраніе, хорошее знакомство… и прочее тому подобное.

— Да, онъ не любитъ меня, и я не знаю, за что люблю его. Онъ такой умный, такъ хорошо говоритъ, могъ бы, какъ и другіе, доставлять удовольствія жен, если бы любилъ меня, опятъ жалобно говорила она.

— А вотъ вы его испытайте. И если онъ не захочетъ и себ, и вамъ сдлать добра, такъ скажите ему дурака и не любите больше. Что вамъ морить себя? Вы тогда мн скажите, а ужъ я вамъ устрою…

— Благодарю васъ, подавая руку и съ чувствомъ сказала Анна Павловна. — Вы бы съ нимъ сами переговорили, Филаретъ Пупліевичъ, просящимъ голосомъ закончила она, немного помолчавъ.

— Посл васъ, посл васъ поговорю. Вы передадите мн, какъ онъ приметъ разговоръ о Кречетов, а тогда и я поговорю… А теперь, вы меня извините, долженъ васъ покинуть. Очень радъ, коли успокоилъ васъ, милйшая Анна Павловна, но дале оставаться, чтобы вамъ не было скучно, не могу: долгъ службы. Полиція не шутитъ!.. До пріятнаго свиданія, покойнйшей ночи, подавая руку и цлуя ея руку, говорилъ полицеймейстеръ.

Она просила его навщать чаще ее, общала скоро увдомить его о разговор съ мужемъ и поцловала его въ голову. А когда полицеймейстеръ ушелъ, она прошлась по комнат, посмотрлась въ зеркало, улыбнулась и сказала:

— Ахъ, какой добрый Филаретъ Пупліевичъ!..

II.

А Филаретъ Пупліевичъ, тихо идя по улиц, думалъ:- И отъ чего это, я такъ бойко могу разговаривать и съ хорошенькой, молоденькой барынькой, и съ аристократомъ помщикомъ, и съ толстопузымъ плутомъ-хитрецомъ купцомъ, и съ дуракомъ себ-на-ум мужикомъ, а не могу только, какъ слдуетъ, разговаривать съ его превосходительствомъ? Вотъ, сейчасъ, какъ толково и убдительно говорилъ, а у его превосходительства трушу… Дло выгоритъ, наврное, выгоритъ! И антики, и романъ объ нихъ, и все прочее подпустилъ, шельмецъ!.. А его превосходительства трушу…. Никакъ въ «Англіи» огонь? спросилъ онъ самъ себя, проходя мимо лучшаго ресторана въ город. — Зайти разв выпить рюмку очищенной?…

Онъ зашелъ… Въ зал никого не было, и лампа тускло горла. За буфетомъ дремала двушка, дочь хозяина ресторана, чистенько одтая, но уже немолодая и некрасивая.

— А что, если я возьму да поцлую, — испужаетесь? говорилъ полицеймейстеръ, трогая двушку. Двушка, нехотя, встала, хотла звнуть, но, разглядвъ полицеймейстера, — улыбнулась.

— Скажите, Таня, когда мужчина цлуетъ спящую двушку, что ей тогда снится? Чай, сладкій сонъ? А?

— Я не знаю, смясь, отвтила двушка.