Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Ахъ, да!.. У васъ можетъ-быть нѣтъ средствъ?… Я сужу всѣхъ по себѣ, замѣтивъ усилившуюся серьезность его лица, — продолжала она. — У меня есть средства, мнѣ кажутся всѣ богатыми… Какъ это глупо!

— Я сказалъ не о средствахъ къ жизни, а о работѣ… Безъ работы и при средствахъ нельзя жить. „Нѣтъ бѣды кручиннѣе — безъ работы парню маяться“, — сказалъ онъ и поклонился, думая уходить.

— Я васъ еще немного задержу. Вы извините?… Да?… Отлично, — сказала Софья Михайловна, хотя онъ ничего не отвѣчалъ, а вопросительно смотрѣлъ на нее.

„Тѣшится новой игрушкой дитя, — думалъ онъ. — Какой смыслъ изъ всего этого?… А другая?… — Онъ посмотрѣлъ на другую. Глаза ихъ встрѣтились. Она смотрѣла на него пытливо, широко раскрывъ свои большіе глаза, которые, встрѣтивъ его взглядъ, быстро и стыдливо опустились внизъ. — Другая смотрятъ какъ на звѣря и пужается, какъ малое дитя“, — подумалъ онъ.

— Вы видите предъ собою мать и дочь, — продолжала Софи Михайловна. — Мы, — правда, Катя? — очень желаемъ познакомиться съ вами и надѣемся, что вы постараетесь узнать, кто мы, — дамамъ неприлично самимъ рекомендоваться… Но вы непремѣнно должны быть у насъ, — слышите? Мой мужъ — земскій дѣятель. Дмитрій Ивановичъ Рымнинъ, — не забудете?

Онъ кивнулъ головой.

— Теперь до свиданья, — улыбаясь, кланяясь и подавая руку, сказала Софья Михайловна.

— Прощайте, тоже подавая руку и прямо смотря въ лицо Могутова, — сказала Катерина Дмитріевна.

Могутовъ посмотрѣлъ на нее и ей, какъ и ея мачихѣ, пожалъ руку не очень крѣпко, но и не очень слабо, обыкновеннымъ пожатіемъ. Въ пожатіи Катерины Дмитріевны было менѣе крѣпости и силы, чѣмъ въ пожатіи Софьи Михайловны. Барыни сошли съ холма, сѣли въ щегольской фаэтонъ, запряженный парой красивыхъ лошадей, съ бородатымъ кучеромъ на козлахъ и съ ливрейнымъ лакеемъ, который ловко посадилъ барынь и еще болѣе ловко вскочилъ на мѣсто рядомъ съ кучеромъ. Могутовъ стоялъ на холмѣ и видѣлъ всю ловкость лакея, и только когда экипажъ тронулся и Софья Михайловна, оглянувшись, кивнула ему головой, онъ сошелъ съ холма и скоро зашагалъ въ городъ.

„Экій случай! — думалъ онъ дорогою. — Аристократки въ бархатахъ и соболяхъ изволили разговаривать и даже просили пожаловать на домъ „вреднаго въ нравственномъ и правительственномъ отношеніяхъ“!.. Нѣтъ, Переѣхавшій преувеличиваетъ!.. „Свѣти же солнце красное, покуда я зеркало не пріобрѣлъ, на тѣнь свою мнѣ нужно наглядѣться!“… Чепуха! Герой исторіи съ институтками — вотъ корень, вотъ причина… Доѣдутъ до города и позабудутъ… „Еще и башмаковъ не износила, въ которыхъ шла за гробомъ“… Это объ аристократахъ сказалъ Шекспиръ… А ты? Ты не забудешь меня? — Нѣтъ. Любовь и цѣль жизни связываютъ насъ, — зачѣмъ намъ забывать другъ друга?..

Ну, а ты, Лёля, что ты теперь?… Какой извергъ завелъ тебя въ болото?… Какъ вырвать тебя изъ него?…“

Онъ не хотѣлъ, вѣроятно, думать о болотѣ и способѣ извлеченія изъ онаго Лели, такъ какъ тряхнулъ, головой и еще скорѣе и не думая зашагалъ по шоссе.

V.

— Какой онъ робкій!.. Я ожидала видѣть его смѣлымъ и дерзкимъ, а онъ боится муху обидѣть, — говорила Софья Михайловна въ фаэтонѣ.

— Онъ — не трусъ, мама, — замѣтила Катерина Дмитріевна.

— Я не говорю, что онъ — трусъ, но… черезчуръ деликатенъ. Это къ мущинѣ даже не идетъ.

— Онъ — не сладкій, мама… Вороновъ черезчуръ деликатный, а онъ на него не похожъ, — сказала Катерина Дмитріевна.

— Да?… Но, право, онъ — оригиналъ. Высокій, плотный, угрюмый и — тихая овечка вмѣстѣ. Какъ досадно, что я не распросила, за что его прислали?… Но какъ проницателенъ нашъ городъ! Какую подходящую исторію сочинили!.. Это, кажется, Кожуховъ ѣдетъ верхомъ? — спросила Софья Михайловна, хотя ясно видѣла, что ѣхавшій на встрѣчу на прекрасной вороной лошади былъ Кожуховъ.

Всадникъ остановилъ коня, не доѣзжая шаговъ десяти до экипажа, и, когда фаэтонъ сравнялся съ нимъ, ловко отдалъ честь сперва по-военному — подъ козырекъ, потомъ, приподнявъ шляпу и отнеся ее далеко въ сторону, медленно и набокъ наклонивъ голову. Фаэтонъ поѣхалъ шагомъ и всадникъ, покрывъ голову шляпой, тоже поѣхалъ шагомъ, сбоку фаэтона, тамъ, гдѣ сидѣла Софья Михайловна.

— Угадайте, съ кѣмъ мы встрѣтились? — спросила Софья Михайловна послѣ обычныхъ привѣтствій и разспросовъ о здоровьѣ дамъ, ихъ супруга и отца.

— Неужели съ волкомъ? — шутливо, гортаннымъ голосомъ, спросилъ Кожуховъ.

— Мы и сами думали, что съ волкомъ, но волкъ оказался, — для насъ, по крайней мѣрѣ,- тихой овечкой. Догадались?

— Ручные волки бываютъ, но „сколько волка ни корми, онъ все въ лѣсъ смотритъ“, Софья Михайловна, и ихъ всегда держатъ на цѣпи.

— Вы сегодня плохой отгадчикъ… Какъ вы пожелтѣли!.. Вы не больны? — смотря пристально на Кожухова, съ участіемъ сказала Софья Михайловна.