— Не за что, подавая для пожатія свою руку, — продолжалъ полицеймейстеръ. — Я тутъ ни при чемъ. Благодарите его превосходительство. А главное бросьте всякую эту молодость и зелень и берите примѣръ съ насъ, людей пожившихъ на свѣтѣ, знающихъ, гдѣ раки зимуютъ, днюютъ и ночуютъ. Вотъ я вамъ скажу о себѣ. Я былъ маленькій человѣкъ. Три класса гимназіи всего прошелъ, а теперь — помѣщикъ, полицеймейстеръ и любимый всѣми человѣкъ. А черезъ что? — Увлеченій этихъ зеленыхъ не было. Шелъ ровно, снималъ шапку и давалъ дорогу встрѣчному, а встрѣчный замѣчалъ это и обращалъ вниманіе… Да! Главное, чтобы вниманіе обращали… Обратятъ вниманіе — и окажутъ сейчасъ довѣріе, если ты не глупъ, а при довѣріи умѣй только пользоваться, — и будетъ твой домъ и твоя семья аки лоза виноградная. Да-съ!
Полицеймейстеръ около часу разговаривалъ на эту тему и ему удалось своимъ разговоромъ совершенно успокоить Ахнева. Провожая полицеймейстера, Ахневъ ловко подалъ и помогъ надѣть ему шубу, а Анна Павловна, со свѣчей въ рукѣ, довѣрчиво и кокетливо улыбалась обоимъ.
— Ахъ, какой добрый и внимательный Филаретъ Пупліевичъ! — говорила она, лежа въ постелѣ рядомъ съ мужемъ.
— Аня! новая жизнь для меня начинается, — говорилъ, обнимая ее, Ахневъ. — Смотри, отъ тебя зависитъ сдѣлать меня человѣкомъ! Будешь любить меня, Аня, какъ прежде? Да, Аня, да?
Аня отвѣчала страстнымъ поцѣлуемъ…
ГЛАВА IV
«Гдѣ умъ красавицы не бредитъ, чего не думаетъ она», и пишетъ посланіе, и посылаетъ съ нимъ пасху. — Могутовъ декламируетъ
Катерина Дмитріевна, послѣ засѣданія экстреннаго губернскаго земскаго собранія и послѣ разговора въ городскомъ саду со Львовымъ и Вороновымъ, — все время до самаго вечера субботы подъ Пасху провела въ тревожныхъ мечтахъ, мысляхъ и думахъ о самой себѣ и о тѣхъ, съ кѣмъ была тѣсно связана ея прошедшая и настоящая жизнь и съ кѣмъ вязалась, по ея мыслямъ, ея будущая жизнь. Она, какъ читатель вѣроятно замѣтилъ, не была дѣвушкой робкой, застѣнчивой и скрытной. Она не воспитывалась въ какомъ-либо аристократическомъ женскомъ пансіонѣ или институтѣ; у ней никогда не было гувернантокъ; ей шелъ всего одиннадцатый годъ, когда умерла ея мать; судьба послала ей въ мачихи женщину немного старше ея лѣтами, но очень практичную, посвятившую все свое время на управленіе громадными имѣніями мужа, — и въ характерѣ Катерины Дмитріевны не было и слѣдовъ наивной стыдливости, свѣтскаго кокетства, условной скромности, безпредметной сентиментальности, рефлективной чувствительности и т. п. добродѣтелей, которыя въ большинствѣ случаевъ суть продукты барственно-женскаго вліянія какъ въ мальчикахъ, такъ и въ дѣвушкахъ. На выработку характера Катерины Дмитріевны почти исключительное вліяніе имѣли только отецъ и старушка-няня: отецъ былъ для нея наставникомъ и другомъ, а подругой была няня, бывшая крѣпостная, съ вѣрующею въ Бога и правду душою, съ любящимъ и добрымъ сердцемъ, съ здравымъ природнымъ умомъ, почти чуждая холопства, лукавства и лжи и прекрасный знатокъ умныхъ народныхъ пословицъ, пѣсенъ и сказокъ. Покойная мать успѣла сообщить дочери глубокую вѣру въ Бога, сильную любовь къ музыкѣ и умѣнье хорошо говорить на русскомъ, французскомъ и нѣмецкомъ языкахъ; няня сообщила вѣрѣ, музыкѣ и языку дѣвушки искренность, задушевность, правдивость; отецъ далъ ей знаніе математики, естественныхъ наукъ и особенно исторіи, которую онъ старался превратить для нея во что-то совмѣщающее въ себѣ и литературу, и исторію религіозныхъ вѣрованій, и политическую экономію, — и все это съ подкладкой любви къ правдѣ, вмѣстѣ съ любовью къ порядку, къ постепенному и послѣдовательному движенію впередъ, и нелюбовью въ насилію, которымъ онъ объяснялъ неуспѣхъ всѣхъ историческихъ явленій, имѣвшихъ хотя и прекрасную цѣль. Словомъ, отецъ былъ на-половину реалистъ, на-половину идеалистъ, на-половину западникъ, на-половину славянофилъ, — и его дочь была рельефнымъ, болѣе живымъ и болѣе выпуклымъ отраженіемъ отца. Идеализмъ дѣвушки сообщалъ всѣмъ ея поступкамъ и дѣйствіямъ мягкость, деликатность, искренность и задушевность, а ея реализмъ расширялъ горизонтъ мысли, уносилъ мечты дѣвушки не къ небу, а къ землѣ, сообщалъ ея словамъ ясность, рѣчи — искренность, дѣйствіямъ и поступкамъ — глубокую жизненность, какъ бы весь умъ дѣвушки, вся душа ея участвовали въ ея поступкахъ и дѣйствіяхъ.