«Вы не пишите о себѣ ничего, только вашъ адресъ, и ваше длинное письмо полно воспоминаніями о недавнемъ прошломъ. Дѣлаю заключеніе изъ этого, что вы еще не акклиматизировались въ С-нскѣ, что у васъ нѣтъ работы, что вы скучаете. Жизнь города — далека еще отъ васъ, вы — чужой ей, она не волнуетъ вашей крови — и вы скучаете, впадаете въ состояніе старика и рвете могильные цвѣты, чтобъ ускорить біеніе сердца, т. е. разогнать скуку.
„Не утѣшительно, но это скоро пройдетъ, я увѣрена въ этомъ и это вы знаете безъ меня. Гдѣ люди, тамъ — жизнь. Губернія — не пустыня, и, осмотрѣвшись, вы найдете работу, полную смысла и не чуждую общественнаго значенія. Тогда скука уйдетъ прочь, могильные цвѣты сперва завянутъ, а потомъ будутъ выброшены, накъ негодные, вонъ, — и ваши письма будутъ полны жизнію, увлеченіемъ, любовью, злобою и гнѣвомъ, а не воспоминаніями о недавнемъ прошломъ. Давай Богъ, чтобъ это было поскорѣе!
„А наше дѣло идетъ и растетъ. Нашъ кружокъ все болѣе и болѣе увеличивается членами обоего пола, и чтенія рабочимъ происходятъ не у меня только и ведутся не одними вами только, какъ было мѣсяцъ назадъ, а уже въ трехъ мѣстахъ и въ каждомъ мѣстѣ по нѣскольку смѣнъ чтецовъ и собесѣдниковъ. Вы можете погладить себя по головкѣ, какъ учредитель дѣла, которое такъ успѣшно «скоро-ходитъ», какъ замѣнялъ Шишковъ слово прогрессируетъ… Но вы должны восчувствовать еще большую пріятность, если я вамъ сообщу, что Техническое Общество, среди котораго есть члены и изъ нашего кружка, устраиваетъ у себя народныя чтенія съ волшебнымъ фонаремъ, картинами и при отличныхъ прочихъ обстановкахъ. Жаль только, что входъ на чтенія будетъ съ платою: 5 коп. не велики деньги, но для того, кто получаетъ среднимъ числомъ 20 коп. въ день, 5 коп. очень значительная сумма, если рабочій каждое воскресенье будетъ посѣщать чтенія. По законамъ экономической науки, рабочій, какъ всякій капиталистъ, долженъ жить только на проценты своей заработной платы, а всю заработную плату долженъ обращать въ мертвый капиталъ своихъ будущихъ фабрикъ. Только при этомъ условіи будетъ возможенъ прогрессъ, жизнь, движеніе въ средѣ рабочихъ, а въ противномъ случаѣ они вѣчно останутся только мертвымъ капиталомъ другихъ и будутъ получать плату, какъ машина — извѣстную сумму денегъ на ремонтъ ея и смазку, чтобы не стучала, не визжала и дѣлалась негодной только черезъ тридцать-сорокъ лѣтъ — средній возрастъ жизни рабочаго на весь свой заработокъ, а не на проценты съ него, и среднее время способности машины къ работѣ… Вы убѣждены были, что нашъ рабочій скорѣй европейскаго осуществитъ эту теорію. Давай Богъ! А пока ему живется хуже его европейскихъ товарищей: у тѣхъ есть безплатные музеи, даровыя лекціи, а нашему нужно платить деньги, если онъ каждое воскресенье пожелаетъ послушать о бородинской битвѣ, войнѣ двѣнадцатаго года, о Кольцовѣ, Крыловѣ и т. п. Но все-таки и это хорошо. Не пойдутъ рабочіе, такъ пойдутъ прикащики, дочери чиновниковъ бѣдныхъ, поведутъ студенты своихъ знакомыхъ модистокъ, — и не рабочіе, такъ эта публика хотя что-нибудь да вынесетъ изъ слушанія лекцій. Лучше что-нибудь, чѣмъ ничего.
«Директоръ института окончательно тронулся умомъ и уѣхалъ лѣчиться за границу. Несчастный человѣкъ! И это у насъ — удѣлъ всѣхъ добрыхъ и мягкихъ натуръ. Или самъ воюй, или тебя завоюютъ; или самъ будь деспотъ, или тебя превратятъ въ раба… А свободное развитіе личности, свободное формулированіе убѣжденій, свободный споръ и обмѣнъ мыслей — не про насъ, и если появится среди насъ человѣкъ съ подобнымъ либеральнымъ образомъ мыслей, онъ или сойдетъ съ ума, или превратится въ горькаго пьяницу, или махнетъ на все рукой и заживетъ à la Аѳанасій Ивановичъ, женившись на Пульхеріи Ивановнѣ… Грустно! Въ Европѣ жизнь — борьба, а у насъ — дикая травля…
„Я познакомилась съ Лёлей. Какая она красавица!.. Ощупать ея голову и душу я еще не успѣла, — она все это заморозила при мнѣ. Во всякомъ случаѣ „отъ ликующихъ, грязно болтающихъ, обагряющихъ руку въ крови“ выводить ее еще рано: дорога тернистая — пока еще не для нея, а другихъ дорогъ нѣтъ, да и быть не можетъ.
„Всѣ ваши знакомые кланяются вамъ, кромѣ тѣхъ, которыхъ выслали послѣ исторіи, послѣ вашей исторіи. Коптевъ боится вамъ писать, ибо онъ думаетъ, что вы не любили и презирали его. Дѣлаетъ этотъ выводъ онъ потому, что вы не познакомили его съ нашимъ кружкомъ, котораго онъ одинъ изъ ревностныхъ членовъ въ настоящее время.
— «Развѣ я плохо велъ себя послѣ закрытія петербургскаго земскаго собранія въ 1867 году?» — спрашиваетъ онъ съ грустью, когда зайдетъ рѣчь о васъ, и затѣмъ съ искреннимъ юморомъ разсказываетъ подробности вашихъ съ нимъ похожденій въ ту «слякотную ночь».