Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

«Посылаю мою программу. Въ васъ начинаетъ говорить эгоистическое чувство матери, вы стараетесь заглушить его воспоминаніями о герояхъ и напѣвомъ звучныхъ стиховъ поэтовъ. Мнѣ кажется, что кто думаетъ и за, и противъ, тотъ уже шатается и способенъ отречься отъ Христа, прежде чѣмъ электоръ прокричитъ въ третій разъ. Берегитесь! Лучше пусть погибнетъ кусокъ мяса, чѣмъ погибнетъ для жизни, вѣдь жизнь — борьба, готовая для борьбы сила. Наше дитя — кусокъ мяса пока, а вы — сила для борьбы. Лучше — онъ, чѣмъ — вы, если нельзя существовать обоимъ безъ того, чтобы не погибло одно изъ двухъ.

„Счастливая Франція! твои поэты не похожи на нашихъ, такъ какъ твоя жизнь не похожа на нашу. Тамъ народъ искалъ выходовъ для улучшенія жизни, находилъ ихъ, боролся за нихъ, ошибался, опять искалъ и т. д., и такъ до нашихъ дней, — и его поэты идутъ слѣдомъ за народомъ. Они ищутъ, проповѣдуютъ, указываютъ, учатъ…

„А все-таки мы скорѣе Франціи можемъ усвоить выводы наука и смѣлѣе, съ меньшею борьбой, построить жизнь на нихъ. Еще разъ: народъ нашъ остался съ чуткимъ слухомъ, ясною мыслію, любовью къ общему счастью, полонъ вѣры въ Бога и полонъ силы для борьбы. Я согласенъ съ вами, что достаточно одной крымской войны и раскола, чтобы вѣрить народнымъ силамъ, чтобы вѣрить, что если нашъ народъ усвоитъ выводы науки, то онъ и построитъ жизнь по нимъ… Но жизнь идетъ и, быть-можетъ, не далеко то время, когда индивидуализмъ Запада задавитъ и въ нашемъ народѣ любовь въ общественному равенству. «Идетъ, идетъ чумазый!» — какъ говоритъ Щедринъ.

«Пишите, какъ приметъ вашъ кружокъ мысль идти въ народъ съ выводами науки. Я по окончаніи дороги, т. е. службы у барина, если позволятъ, поѣду отыскивать себѣ уголокъ, гдѣ бы могъ дѣлать то, о чемъ я вамъ писалъ программу.

„А все-таки мнѣ бы хотѣлось увидѣть кусокъ мяса.

„Не покидайте Лёлю. Почему изъ нея вышло совсѣмъ не то, чѣмъ я хотѣлъ ее сдѣлать? Кто виноватъ въ этомъ? Неужели я, который былъ искренно увѣренъ, что иду по вѣрному направленію?

«Гордѣй Могутовъ».

VI.

Къ концу мая мѣсяца городъ покинули всѣ, кто только имѣлъ возможность провести лѣто въ деревнѣ или на водахъ. Губернаторъ, вмѣстѣ съ Кожуховымъ, уѣхалъ въ Петербургъ, чтобы лично представить на разсмотрѣніе, кому слѣдуетъ, проектъ «о реорганизаціи губернской власти», и, вскорѣ послѣ ихъ отъѣзда, по городу прошелъ слухъ, что будто бы губернаторъ и Кожуховъ получили ордена и четырехмѣсячный отпускъ, съ сохраненіемъ жалованья, для поѣздки за границу на воды, вслѣдствіе ихъ разстроеннаго здоровья; потомъ прошелъ слухъ изъ-за границы, что губернаторъ и Кожуховъ проживутъ въ Петербургѣ до декабря, такъ какъ имъ, будто бы, поручили руководить преніями чуть не самого государственнаго совѣта… Полная и обрюзглая губернаторша и губернская предводительша, сильно пикировавшія между собою изъ-за предсѣдательства въ дамскомъ комитетѣ «утоли печали въ голодной губерніи», послѣ отъѣзда губернатора примирились и обѣ уѣхали вмѣстѣ въ Крымъ… Ирина Андреевна поручила сестрѣ завѣдываніе пансіономъ, а сама на три мѣсяца поѣхала сперва въ Петербургъ, а потомъ за границу для лучшаго ознакомленія съ организаціею пансіоновъ… Софья Михайловна, возвратясь изъ ревизіи имѣній, нашла мужа сильно измѣнившимся къ худшему и увезла его въ пригородное, имѣніе, воздухъ котораго, по ея словамъ, всегда дѣйствовалъ благотворно на Дмитрія Ивановича. Онъ ни слова не говорилъ ей о своемъ разговорѣ съ Кожуховымъ; онъ старался быть съ женой по-старому, какъ будто рѣшительно ничего не зналъ объ ея отношеніяхъ къ Кожухову; но, вслѣдствіе этого старанія, его внимательность и доброта къ женѣ удвоились и уже стали отзываться приторностью. Софья Михайловна скоро замѣтила эту приторность. старалась тоже быть какъ ни въ чемъ не бывало, и, вслѣдствіе этого старанія, ея веселость, суетливость, довольство удвоились и стали казаться ложными, искуственными, противными для ея мужа… И не дѣйствовалъ благотворно на Рымнина воздухъ пригородной деревни, и чаще и чаще онъ думалъ о необходимости умереть, и чаще и чаще образъ Кожухова носился предъ Софьей Михайловной; но Рымнинъ крѣпился, писалъ и ѣздилъ въ городъ по дѣламъ земства, а Софья Михайловна мечтала чаще, но тоже крѣпилась и занималась имѣніями, и ни разу не приходила ей мысль воспользоваться предложеніемъ мужа о разводѣ или о необходимости вызвать Кожухова.