Подселенец

"Привет, Вован". — "Привет, Диман". — "Чего звонил?" — "Да базар есть". — "Может, потом — у меня тут криминальный беспредел, да и Вадик Бутыкин пропал, может, в курсе?" — "Может, и в курсе, может, потому и звоню. Ты думаешь, беспредел только мусоров касается?" — "Понял, где и когда?" — "А чего тянуть? Ты на колёсах, я тоже не безлошадный. Давай через двадцать минут в "Шайбе"". — "Замазали".

"Шайба" — это такое открытое кафе возле районного Дома культуры. Перед тем как Кудряшов с Лысым туда подкатили, там объявились не определённые следствием молодые люди, посетителей из-за столов повыдёргивали и строго-настрого наказали в ближайшие полчаса в поле видимости не появляться. Почему-то никто не спорил.

Так что посидели Кудряшов с Лысым, позвездели, не опасаясь лишних ушей. А потом Кудряшов как мент реально умный и не избалованный всяким научным коммунизмом, а идущий только на поводу сомнений и личной интуиции, с боем вырвал у начальства разрешение на эксгумацию бабки Черемшинской.

Вовремя успели: уже сегодня собирались над гробом мавзолей ставить — родственнички заграничные подсуетились. А тут Кудряшов с лопатой: "Раскапывать — и не гребёт, будь она хоть царица Савская — нам, ментам, фиолетово!"

Начали копать. До гроба докопались. А гроб сам по себе какой-то не такой. Вспученный, что ли. Ну да хрен с ним — взялись мужики за крышку, а она возьми да и откройся.

А под ней седая полностью голова Вадика Бутыкина, глазюки мёртвые выпучены и руки с согнутыми пальцами в когти перед лицом скрючены, как будто напугать он кого хотел или на волю рвался. И сам он скрюченный какой-то, маленький…

Вытащили Вадика на воздух, правда, разогнуть не смогли — закостенел уже. Потом уже на старую бабку Черемшинскую кто-то посмотрел, да ничего необычного не заметил. Довольно свежая покойница — грим на месте, платье такое синенькое да на правой руке колечко, дорогое, видать, с дракончиком. И дракончик глазками этими вроде как подмигивает. А может, показалось…

Шепот Иисуса в шелесте дождя

Если ты можешь разговаривать с Богом, и Бог слышит тебя, то, как правило, ты — святой. Если же Бог отвечает тебе, и ты можешь слышать Его, то, скорее всего, ты — шизофреник. Игорь Левский знал эту старую шутку, но согласен с ней был только частично. Если точнее, то, допуская справедливость этой мысли вообще, Игорь давно убедился, что применительно к нему самому она не работает.

Игорь твёрдо знал, что он не святой, а если и сумасшедший, то только самую чуточку. Основания сомневаться в собственном душевном здоровье у него были, и основания более чем веские, но ни шизофреником, ни социопатом он не был — проверено.

Левский мало чем отличался от людей, его окружающих, да и вся его жизнь практически не выделялась на общем фоне. Родившись чуть более тридцати лет назад в одном из крупных промышленных мегаполисов, Игорь самого детства прекрасно знал, что блестящее будущее ему не светит, да и не стремился он к нему, если честно. Отца своего он не помнил — мать растила их вместе со старшей сестрой в одиночку, и нельзя сказать, что ей это плохо удавалось. В любом случае Игорь ничем не выделялся на фоне своих сверстников: не хулиган, но и не отличник и не активист. Так, крепкий хорошист, хоть иногда и влипающий, как и все пацаны в его возрасте, в неприятные истории, но не склонный к уголовной романтике, а соответственно не представляющий особых проблем ни для учителей, ни для сотрудников детской комнаты милиции. Звёзд он, конечно, с неба тоже не хватал, но никто от него этого и не ждал.

Так же ни шатко ни валко он окончил школу, проработал где-то год с небольшим в слесарном цеху на родном заводе, где всю жизнь провела его мать, и загремел в армию. И там тоже он не попал ни в десант, ни в пограничники, ни в спецназ ГРУ, но и стройбат его также миновал. Хотя желдорбат от стройбата по большому счёту отличается только названием. Каких-то особых ужасов дедовщины он не ощутил: ну получил пару раз по морде, ну сам дал кому-то впоследствии. Автомат он видел за все годы службы только раз пять — один раз на стрельбище и ещё несколько раз во время рейсов в Закавказье — в то время именно там, а не в Чечне, кипели основные страсти, связанные с национальным самоопределением. Но и тогда всё как-то обошлось.

После дембеля Игорь поступил в местный политех. На заочное. Потому как старшая сестра к тому времени выскочила замуж где-то в Саратове и забрала мать к себе нянчить внуков. То есть обеспечивать себя приходилось самому. Но Игорь не жаловался. От природы крепко сбитый, мускулистый (следствие повального увлечения его сверстников самбо и фильмом "Непобедимый"), он никогда не боялся физической работы, хоть и не собирался заниматься ею всю жизнь. Окончив институт и отдав пару лет производству на том же заводе, с которого уходил в армию, Игорь без особого труда смог устроиться на довольно чистую работу в заводоуправление — мать его ещё очень хорошо помнили, да и сам он всегда производил впечатление надёжного и старательного парня.