Подселенец

На поверку существо оказалось ничуть не крепче, чем вся остальная Еда. Ярость и злость, исходившие от него, были удивительны, но Тварь давно не придавала значения эмоциям. Когда острые когти монстра пропороли ему брюхо, Облом ещё ухитрился вцепиться зубами во влажный огромный нос Твари и вырвать оттуда кусок воняющего болотом мяса. Тварь это не остановило, и двумя быстрыми движениями когтистых лап она превратила грудную клетку зека в мешанину из рёбер и сочащихся кровью внутренностей. Никогда Серёга Облом не думал, что умрёт так — не на ноже у братвы, не выхаркивая кусками лёгкие в кумовском карцере и не от пули мусорской, а в когтях жупела из детских страшилок. Но жизнь — она ведь падла ещё та, всегда норовит подкинуть какой-нибудь сюрприз. Даже со смертью…

Жрать Облома Тварь уже не стала. Только оторвала левую руку, пожевала, оценила и сплюнула в отвращении. Слишком много водки и чифиря выпил в своей жизни Облом, чтоб прийтись по вкусу даже такому неприхотливому в еде хищнику.

Волохов и Рябушкин напряжённо наблюдали за тем, как чудовищный монстр отбросил от себя измятое тело зека, поводил покусанным носом и направился куда-то в сторону. "Пронесло, что ли?" — разом мелькнула в голове у обоих панически-недоверчивая мысль, словно в ответ на которую Тварь как бы шагнула в провал в зелёной траве и пропала.

Рябушкин сообразил первым:

— Пашка, ты в порядке, слышишь меня?

Павел кивнул, так как внятно ответить он, понятно, был не в состоянии.

— Она в торфяник нырнула, понял, да? — превозмогая раздирающую боль в груди, уточнил Дмитрий.

Пашка ещё раз кивнул — типа, ну и чего?

— А то, билят, — матерные слова давались Рябушкину почему-то особо тяжело, — чую я почему-то, что пацанов своих из наряда больше не увижу. — Он сплюнул и с удовлетворением заметил, что слюна не красная, значит, есть ещё шанс, что лёгкие не пробиты, может, и поживём ещё, хотя больно-то как! — Положила их тварюка эта… А долг — он платежом красен. Справа у меня поищи, — Рябушкин одними глазами указал на разгрузку.

Как сомнамбула, Павел запустил руку в накладной карман и наткнулся кончиками пальцев на что-то холодное и гладкое, одним своим присутствием означающее смерть.

— "Эргедешка", — кивнул Рябушкин. — Отличная штука. Колечко блестящее видишь? Так вот, вытащи его и в лужу ту, куда паскуда эта нырнула, брось. Пули её, конечно, не берут, — ухмыльнулся бешеным оскалом лейтенант, — но бессмертных-то один хрен не бывает. Давай, Павел, действуй, пока наши не подвалили. Неохота мне, понимаешь, чтоб сучара такая по свету белому ползала… Рви, бля, я сказал!!! — шёпотом заорал он, видя, что Пашка всё ещё находится в раздумьях.

Павел был уже не в состоянии спорить. Подобрав гранату, он на четвереньках подобрался к болотному окошку, где скрылась Тварь, выдернул смешное никелированное колечко, опустил рубчатое яйцо в воду и со всей возможной скоростью пополз обратно.

Взрыв гранаты под водой даже не показался особо сильным.

* * *

Тварь уже улеглась на дно, впадая в своё обычное состояние спячки, когда почувствовала, как сверху опускается что-то небольшое и хищное. Но для Твари не было понятий "опасное" и "не опасное", были только "Еда" и "не Еда". Падающее сверху Едой определённо не являлось, поэтому Тварь предмет проигнорировала.

Даже когда неведомая сила неумолимо вмяла её в грунт, лишив пары конечностей, Тварь среагировала спокойно — понятие "регенерация" было ей так же мало знакомо, как и все остальные, но она не сомневалась в своей животной тупости, что к моменту следующего пробуждения с ней всё будет в порядке. А если и нет, невелика беда: она и с одной ногой многого стоит. Понятие "страх" ей было так же незнакомо, как незнакомо оно, к примеру, акуле. Поэтому Тварь спокойно свернулась калачиком на дне и впала в спячку.

Вообще-то на торфяниках даже костёр жечь запрещается, не то что гранатами кидаться. И не без оснований. РГД, конечно, граната не самая мощная, но даже её мощности, её силовой и тепловой энергии хватило на то, чтобы свернуть вековые подземные пласты и воспламенить их.

Уже впавшая в спячку Тварь, физически неспособная ощущать боль, неожиданно оказалась в море тихого подземного огня, навязчиво облекшего гротескную фигуру, сожравшего всё тело монстра. Да, Твари не было больно — просто тепло и уютно, как не бывало никогда раньше. Только на мгновение вспышка то ли боли, то ли наслаждения пронзила её медленный мозг, и Тварь перестала существовать.

* * *

— Знаешь, Паша, — зло ухмыльнулся Рябушкин, — а, по ходу, натворили мы с тобой делов…

Кровь ртом не шла, даже привкуса её не ощущалось, и Дмитрий повеселел — может, и выберемся: переломанные рёбра — эка невидаль. Павел, правда, совсем скис — нужно было его поддержать. Другое дело, что даже спиной Рябушкин уже чувствовал идущее из-под земли тепло и о природе этого тепла догадывался. Успели бы вэвэшники их отсюда вытащить, а то ведь через час-полтора тут от дыма не продохнуть будет. Да нет, успеют, вон собачки уже гавкают недалеко… Собачки, чёрт!

— Пашка, — почти заорал, а на самом деле зашептал Димка, — бегом сюда!