Подшофе (сборник)

И вот я прощаюсь с моим пропавшим городом. При взгляде на него с парома ранним утром становится ясно, что он больше не сулит ни вечной молодости, ни невероятного успеха. Перезрелые красотки, которые дрыгают ногами перед пустыми креслами партера, не вызывают у меня никаких ассоциаций с неописуемой красотой девушек моей мечты, танцевавших на сцене в 1914 году. А Банни, уверенно шагавший с тросточкой средь карнавала, направляясь в свою обитель, сделался коммунистом и теперь печется о правах рабочих юга и фермеров запада, чьих голосов он не услышал бы пятнадцать лет назад, когда сидел в стенах своего кабинета.

Пропало все, остались лишь воспоминания, и тем не менее иногда я представляю себе, как с жадным интересом прочту один из номеров «Дейли ньюз» за 1945 год:

МУЖЧИНА ПЯТИДЕСЯТИ ЛЕТ БУЙСТВУЕТ В НЬЮ-ЙОРКЕ

Фицджеральд всюду устраивал любовные гнездышки, утверждает красотка

Застрелен взбешенным бандитом

Так что, быть может, мне суждено когда-нибудь вернуться и набраться новых впечатлений в городе, где происходят события, о которых я до сих пор только читал. А пока мне остается лишь громко жаловаться на то, что пропал мой прекраснейший мираж. Вернись, вернись, о великолепный и непорочный!

Избранные письма

Эдмунду Уилсону

[1920]

Саммит-авеню, 599

Сент-Пол, Минн

15 августа

Дорогой Банни!

Рад был получить твое письмо. Я в страшных муках произвожу на свет новый роман.

Которое из названий лучшее?

«Воспитание важной персоны»

«Романтичный эгоист»

«По эту сторону рая»

Роман отправляю в «Скрибнер». Им понравился первый вариант названия. Получил от них два письма, вкладываю их в конверт – возможно, они тебя позабавят. Верни их, пожалуйста.

Я только что сочинил рассказ для твоего сборника. Он еще не написан. Молодая американка влюбляется во французского офицера в военном городке на юге.

За то время, что мы с тобой не виделись, я предпринял попытку жениться, потом – попытку умереть от беспробудного пьянства, но, одураченный, подобно многим достойным мужчинам, противоположным полом и государством, вновь занялся литературным трудом.

Продал три или четыре рассказика американским журналам.

Рассказ для тебя начну писать примерно 25-го d’Auout (как говорят, а может, и не говорят, французы) (то есть дней через десять).

Стыдно сказать, но от моего католичества остались одни воспоминания – хотя нет, это не совсем так; во всяком случае, в церковь я не хожу, да и не бормочу всякую невнятицу, перебирая четки из золота и хрусталя.

Возможно, в сентябре или в начале октября буду в Нью-Йорке.

Джон Бишоп[76] все там же?..

Ради Бога, Банни, напиши роман, перестань тратить время на редактирование сборников. Это может войти в привычку.

Кажется, все это звучит бессвязно и глупо, но ты знаешь, что я имею в виду.

Твой, один из компании Холдера*,

Скотт Фицджеральд

[*Имеется в виду Холдер-Холл, одно из принстонских общежитий.]

* * *

Джону Пилу Бишопу

[Зима 1924–25 гг.]

Я сильно пьян

Говорят, я на Капри,

хотя, насколько я помню,

на Капри было спокойнее

Дорогой Джон!

Как говорят остроумные литераторы, твое письмо получено, и его содержание принято к сведению. Давай кое-что добавим: по-моему, оно написано очень талантливо, а сдержанность, проявленная при описании последнего эпизода – ужина у молодых Бишопов, – просто вызывает восхищение. Я рад, что американцы наконец-то сами стали писать письма, достойные публикации. Кульминация изумительна, а в словах «искренне ваш» кроется такая тонкая ирония, которую можно встретить лишь в работах двух непревзойденных мастеров – Флобера и Фарбер…[77]

У меня теперь будет два экземпляра «Яблока» Уэсткотта,[78] так как в отчаянии я заказал еще один – целый яблоневый сад. Отдам один Бруксу, который мне нравится. Ты знаешь Брукса? Просто один малый, с которым мы здесь подружились…

Извини за задержку. Писал адрес на конверте…

А теперь телефон. Звонил человек по фамилии, кажется, Мусселини – по его словам, он местный политик. А кроме того, я потерял ручку, придется и дальше писать карандашом* [*Эта фраза написана карандашом. Все остальное – чернилами. ] …Оказалось, я всё время писал ручкой и не замечал этого. Все потому, что я всецело занят новой работой – пишу пьесу, основанную на биографии Вудро Вильсона.

Акт I. В Принстоне

Мы видим, как Вудро ведет занятие по философии.[79] Входит Пайн.[80] Сцена ссоры – Вильсон отказывается признавать клубы. Входит женщина с бастардом из Трентона.[81] Снова входит Пайн с членами попечительского совета и клуба хорового пения. Крики за сценой: «Мы победили! Принстон – Лафайет 12:3!» Радостные возгласы, оживление. Входит футбольная команда, игроки обступают Вильсона. «Старый Нассо».[82] Занавес.