По улыбке и подмигиванию, коими он сопроводил это приятное сообщение, Мила поняла, что Борис больше на нее не дуется. Тем лучше: не так тяжело будет переносить это сожительство. Ей и раньше приходилось делить помещение с членами группы, но вспоминала она об этом с содроганием; особенно тяжело давалось общение с женщинами. Если у остальных сразу устанавливались дружеские отношения, Мила до самого конца держалась особняком и преодолеть барьер не умела. Поначалу это ее мучило, потом она научилась создавать вокруг себя «шар выживания» – часть пространства, куда она допускала только то, что считала нужным, в том числе шумы, звуки и замечания тех, кого сторонилась.
На вторую раскладушку в гостевой комнате уже положил свои вещи Горан. Он ждал всех в общем зале, который Борис по собственной инициативе обозвал «Мозговой отдел».
Они вошли молча. Горан, повернувшись к ним спиной, писал на доске фразу: «Знаток реанимационной техники и режима интенсивной терапии, возможно врач».
По стенам были развешаны фотографии пяти девочек, моментальные снимки кладбища рук и машины Бермана, а также все донесения по делу. В коробке, примостившейся в углу, Мила вновь увидела лицо молодой и красивой девушки – не иначе доктор снял ее фото со стены и заменил другими.
В центре комнаты – пять стульев.
Горан заметил взгляд Милы, каким она обвела убогую обстановку, и тут же уточнил:
– Это необходимо для концентрации. Нам нельзя отвлекаться. Я нарочно устроил все именно так, – по-моему, это правильно. Но не устану повторять: если вас что-либо не устраивает, вы вправе это изменить. Можете переставлять все, что хотите. Стулья – небольшая поблажка, а кофе и туалет – это призы, их надо заслужить.
– Прекрасно, – отозвалась Мила. – Что мы должны делать?
Горан хлопнул в ладоши и указал на доску, где уже начал записывать характеристики серийного убийцы.
– Надо установить личность Альберта. Как только выявим очередную черту, будем заносить ее сюда…. Ты слышала о том, что надо проникнуть в сознание серийного убийцы, постараться мыслить, как он?
– Да, конечно.
– Так вот, выбрось из головы эту глупость. Абсолютно недостижимо. У нашего Альберта есть внутренняя убежденность во всем, что он делает, убежденность, полностью соответствующая его психологии. Это процесс, выработанный многолетним опытом, травмами, фантазиями. Поэтому бессмысленно представлять, что он сделает дальше, нам надо понять, как он дошел до того, что уже сделал. Тогда у нас будет надежда добраться до него.
Однако нить догадок после Бермана оборвалась, подумала Мила.
– Он подбросит нам очередной труп.
– Я тоже так думаю, Стерн. Но пока чего-то недостает, не находишь?
– Чего? – спросил Борис, которому, как и остальным, был пока непонятен ход мысли криминолога.
Но Горан Гавила был не мастер быстрых и прямых ответов. Он предпочитал доводить их до определенной стадии анализа и предоставлял додумать остальное самим.
– Серийный убийца живет в мире символов. Он совершает эзотерический путь, начатый много лет назад в глубине его души, а ныне продолженный в реальном мире. Похищенные девочки – лишь средство для достижения главной цели.
– А эта цель – поиск счастья, – добавила Мила.
Горан обернулся к ней:
– Именно. Альберт жаждет вознаграждения, некой компенсации не только за
Вот чего не хватает. Не хватает знака. Того, что поведет их дальше на исследование личностного мира Альберта.
– На теле первой девочки никаких следов не было, – заговорила Сара Роза.
– Разумное замечание, – одобрил Горан. – В литературе по серийным убийцам, а также в кинематографической разработке образа отмечают, что маньяк пытается «прочертить» свой путь, давая указания тем, кто охотится за ним. Но Альберт этого не сделал.
– Или сделал, а мы этого не распознали.
– Возможно, мы не в состоянии прочитать этот знак, – согласился Горан. – Потому что пока недостаточно знаем его. И потому настало время реконструкции
Их пять. И в них отображен
Отправным пунктом является предположение, что серийный убийца не рождается таковым, а исподволь накапливает опыт и стимулы для формирования преступной склонности, выражающейся в насилии.
Первая стадия этого процесса – стадия «фантазий».