Подсказчик

Томми засомневался, хотя знал, что Горан никогда ему не лжет. Отец преподал мальчику жестокий урок, поскольку в первый же раз, как он спросил отца о маме, тот рассказал ему всю правду, без обиняков. «Без дураков», – как говорил сам Томми своим друзьям. Не из мести, не потому, что хотел очернить мать. Но ложь или, хуже того, полуправда растревожила бы ребенка, поставила бы его перед лицом двойной лжи: мать его бросила, а отец не осмелился сказать об этом прямо.

– А меня ты научишь играть в шахматы?

– Конечно.

Дав сыну торжественное обещание, Горан уложил его спать и заперся в кабинете. Первым делом он достал письмо Рональда и перечитал его в сотый раз. Из всего текста ему с самого начала бросилась в глаза одна деталь. Фраза: «…потом пришел ОН. ОН понимал меня. ОН научил меня…».

Слово «ОН» намеренно написано прописными буквами. Эту странную деталь он подметил, еще слушая исповедь Рональда отцу Рольфу.

«Он приходит только ко мне».

Явный пример раздвоения личности, в которой «я» негативное всегда отделено от «я» активного и называется «Он».

«Это Я. Но ОН велел мне это сделать. Это ОН виноват в том, что я такой».

В этом контексте все остальные – «НИКТО», их он тоже пишет прописными.

«НИКТО не пришел меня спасти. НИКТО не помешает мне во всем этом».

Рон хотел, чтобы его спасли. Но все забыли о нем и не учитывали того, что он еще ребенок.

Она вышла купить себе что-нибудь поесть. И после тщетного блуждания по магазинам и кафе, которые закрылись рано по причине непогоды, Мила была вынуждена удовлетвориться супом-концентратом из бакалеи. Она решила разогреть его в микроволновке, которую видела в кухне Центра, но потом подумала, что та вряд ли работает.

Она вернулась в квартиру, прежде чем колючий ночной мороз парализует мышцы и не даст ей сделать ни шагу. Жаль, здесь нет ни спортивного костюма, ни кроссовок: Мила много дней не разминалась, скоро суставы совсем задубеют, она уже и сейчас передвигается с трудом.

Подходя к подъезду, Мила заметила на противоположном тротуаре Сару Розу, которая на повышенных тонах разговаривала с каким-то мужчиной. Тот пытался ее успокоить, но это ему явно не удавалось. Муж, наверно, подумала Мила и мысленно посочувствовала ему. После чего поспешно юркнула в подъезд, не то, чего доброго, эта фурия заметит ее и возненавидит еще больше.

На лестнице она встретила Бориса и Стерна, они спускались ей навстречу.

– Далеко собрались?

– В Контору, проверить, как идет охота на человека, – сообщил Борис и сунул в рот сигарету. – Хочешь с нами?

– Нет, спасибо.

Борис кивнул на банку супа у нее в руках:

– Ну, тогда приятного аппетита.

Мила продолжила подниматься по лестнице и услышала, как Борис обратился к Стерну:

– Ты бы лучше снова начал курить.

– Лучше ты переходи на эти.

Мила на слух распознала шорох в коробочке с мятными пилюлями и улыбнулась.

В Центре она теперь была одна. Горан предупредил, что ночует дома с сыном, и она слегка сожалела об этом, потому что привыкла к его присутствию и находила его методику расследования необычайно интересной. Вчерашняя молитва не в счет. Если б мать была жива и узнала, что дочь участвует в подобном обряде, она бы глазам не поверила.

Микроволновка работала. Суп был совсем не плох, а может, показался таким от голода. С тарелкой и ложкой она пошла в спальню, радуясь, что хотя бы ненадолго останется одна.

Скрестив ноги, она уселась на свою раскладушку. Рана на левом бедре побаливает, но уже заживает. «Со временем все заживает», – мелькнула мысль. Она положила перед собой копию письма Дермиса и, не прекращая есть, пробежала его глазами. Чрезвычайно быстро отреагировал Рональд на развитие событий. Но была в его словах какая-то дисгармония. Мила не осмелилась поговорить об этом с Гораном, поскольку не считала себя вправе давать советы, но эта мысль терзала ее весь день.

Письмо было передано в прессу. Нестандартный ход. Гавила явно решил пойти навстречу серийному убийце, словно говоря ему: «Видишь, ты в центре нашего внимания!» А на самом деле он просто хотел отвлечь его от пленницы.

– Как знать, долго ли ему удастся удерживаться от соблазна убить ее, – вырвалось у него несколько часов назад.

Мила изо всех сил гнала от себя эту мысль, попытавшись сосредоточиться на письме. Форма послания крайне ее раздражала. Именно в ней заключалась дисгармония. Она не могла объяснить почему, но текст, расположенный в центре страницы, без абзацев и почти без разделения на фразы, мешал ей полностью ухватить смысл содержания.

Она решила разбить его. Отодвинула тарелку, вооружившись блокнотом и карандашом.

– тем, кто за мной охотится

– билли был гад ГАД! И я правильно сделал что убил его я его ненавидел он причинил бы нам зло потому что у него была семья а у нас нет