Подсказчик

Кобаши весьма любезно пригласили на допрос, но, разумеется, не предупредили о том, что его ждет, а лишь попросили дать кое-какие пояснения. Полиция приехала за ним к гостинице, в которой он поселился с семьей, усадила на заднее сиденье автомобиля и везла до Центра окольным путем, с тем чтобы поселить в его душе неуверенность и сомнения.

Коль скоро речь шла о неформальной беседе, Кобаши не настаивал на присутствии адвоката из опасений вызвать подозрения. На это Борис и рассчитывал.

Вид у дантиста был не лучший. Мила внимательно рассмотрела его: желтые летние брюки (вероятно, у него не было с собой более подходящей одежды, вот и пришлось явиться в костюме для игры в гольф, который он носил в тропиках) и ярко-розовый кашемировый пуловер поверх белой рубашки поло.

Ему сказали, что сейчас придет дознаватель, чтобы задать несколько вопросов. Кобаши кивнул и сложил руки на животе (оборонительный жест).

Борис довольно долго наблюдал за ним, стоя по ту сторону зеркала.

Кобаши заметил на столе адресованный ему конверт с открыткой: его положил туда Борис. Дантист, как и предполагалось, не притронулся к нему, равно как не взглянул и в сторону зеркала, прекрасно сознавая, что за ним наблюдают.

А открытка-то была пустая.

– Прямо как в приемной перед зубоврачебным кабинетом, – съязвила Сара Роза, разглядывая Кобаши через стекло.

– Ну что ж, начнем, – объявил наконец Борис.

И шагнул через порог комнаты для допросов. Поздоровался с Кобаши, запер дверь на ключ, извинился за опоздание. Еще раз подчеркнул, что его вопросы имеют целью выяснить кое-какие подробности. Затем взял со стола конверт, вытащил открытку и сделал вид, что читает ее.

– Доктор Кобаши, вам сорок три года, не так ли?

– Да.

– Давно ли вы освоили профессию дантиста?

– Я хирург-ортодонт, – уточнил он. – Практикую уже пятнадцать лет.

Борис немного помедлил, словно изучая невидимые бумаги.

– Позвольте спросить, каковы были ваши доходы за прошлый год?

Мужчина слегка вздрогнул. Борис мысленно поставил первую зарубку: в вопросе о доходах подразумевался намек на махинации с налогами.

И естественно, зубной врач солгал насчет своего финансового положения. Мила невольно отметила его наивность: допрос касается убийства, налоги к нему не имеют отношения, и никто не собирается передавать эту информацию в налоговое ведомство.

Человек лгал и по другим поводам, считая себя хозяином положения. Борис не противоречил ему.

Мила поняла его игру. Она уже подмечала такую тактику у своих бывших коллег, но, конечно, спецагент владел ею несравненно лучше.

Когда человек лжет, ему приходится все время преодолевать напряжение. Чтобы придать своим ответам максимальную достоверность, он вынужден прибегать к осевшему в памяти запасу правдивой информации и вплетать в нее лживую, что требует определенных логических усилий и игры воображения.

Любая ложь должна опираться на факты, чтобы сразу не рухнуть. Когда эта ложь не единственная, игра значительно усложняется. Подобно тому как амплитуда телодвижений жонглера увеличивается, стоит добавить к летающим в воздухе тарелкам еще одну.

И психологически человек становится все более уязвимым.

Едва Кобаши включил свою фантазию, Борис мгновенно его раскусил. Растущая тревога порождает мелкие аномалии вроде сгорбленной спины, потирания ладоней, массирования висков и запястий. Зачастую это сопровождается физиологическими проявлениями, такими как потливость, повышенный тон голоса, бегающий взгляд.

Подготовленный специалист знает, что все это признаки лжи, и соответственно к ним относится. Но чтобы доказать, что человек лжет, надо заставить его признать свою ответственность.

Как только Борис счел, что Кобаши обрел уверенность в себе, он перешел в контратаку и стал вставлять в свои вопросы сведения, относящиеся к Альберту и похищению шести девочек.

Спустя два часа Кобаши был доведен до крайности очередью все более настойчивых и неприятных вопросов. Борис постепенно сжимал круг, наступая на его оборонительные рубежи. Дантист уже не думал про то, чтобы вызвать адвоката, он лишь мечтал скорее вырваться из этой комнаты. Чтобы заполучить наконец свободу, он уже готов был признать все что угодно, возможно даже то, что сам он и есть Альберт.

Но это было бы очередной ложью.

Осознав это, Борис вышел из комнаты, якобы для того, чтобы принести Кобаши стакан воды, и присоединился к Горану и остальным в комнате за зеркалом.

– Он ни при чем. И ничего не знает, – заявил спецагент.

Горан кивнул.

Сара Роза только что закончила компьютерный анализ данных допроса и телефонных переговоров семейства Кобаши, из которых ничего не следовало. В круге их общения тоже ничего интересного не просматривалось.

– Значит, дело в доме, – заключил криминолог.

Неужели жилище Кобаши, как и сиротский приют, оказался подмостками театра ужасов, представления в котором навсегда будут скрыты от мира?

– Вилла была построена последней на единственном незанятом участке комплекса. Строительство закончили примерно три месяца назад. Кобаши – первые и единственные владельцы, – сообщил Стерн.

Но Горан сдаваться не собирался.