Подснежник

Уважаемый сэр!

Я пишу вам, чтобы объяснить причины, побудившие меня бежать из Брикстонской тюрьмы, и связать их с судебным решением, согласно которому я был приговорен к двадцатилетнему тюремному заключению. Каким бы безнадежным ни казался избранный мною способ, я все же надеюсь переменить впечатление, сложившееся обо мне в обществе на основании неоправданно эмоциональных и в значительной степени искаженных отчетов бульварных газетенок, посвященных якобы совершенным мною преступлениям, а также повлиять на предвзятый подход к моему делу и привлечь внимание общественности к несправедливому отношению, которому я подвергся, подав соответствующее прошение в комиссию по условно-досрочному освобождению.

Для начала мне бы хотелось сказать несколько слов о природе противоправных действий, за которые я был осужден на столь продолжительный срок. При оценке степени их общественной опасности следовало бы учитывать множество факторов, и в первую очередь – среду, в которой формировалось мое мировоззрение. Должен признать, что это была социальная субкультура, в которой любые разногласия и конфликты разрешались без всякой оглядки на правовые нормы, не говоря уже об обращении к каким-либо правовым институтам. Это был суровый, даже жестокий, но отнюдь не простой мир, внутреннюю логику которого можно в полной мере постичь, только прибегнув к терминологии дифференциального ассоциирования. Должен особо подчеркнуть, что лица, ставшие объектами упомянутых выше противоправных действий, сами принадлежали к ведущему полулегальное существование уголовному миру, а отнюдь не являлись членами нормального общества. При этом я вовсе не ищу оправдания своим поступкам, а хочу лишь еще раз указать на то, что мои действия находились в полном соответствии – и даже в значительной степени определялись той системой ценностей, к которой я принадлежал и которая направляла мои поступки. Суд признал меня виновным всего лишь в нападении – отнюдь не в убийстве людей, которые сами были далеко не безгрешны, и тем не менее я попал за решетку на срок куда больший, чем преступники, убивавшие и насиловавшие ни в чем не повинных граждан. Учитывая характер совершенных мною правонарушений, я пришел к убеждению, что на данный момент времени понесенное мною наказание (я отсидел уже десять лет) полностью покрывает мой долг перед обществом.

Годы, которые я провел в тюрьме, не могли не оказать на меня влияния – они подействовали на меня как в физическом, так и в моральном плане. Не могу не отметить, в частности, что сенсорный голод, недостаток позитивных стимулов, да и само резкое сужение сферы приложения человеческой мысли являются для большинства людей непосильным бременем. Так, проведенные в Скандинавских странах исследования социально-психологического климата в местах лишения свободы наглядно показали, что после семи лет, проведенных в подобных условиях, большинство заключенных переживают серьезный психический надлом.

Лично мне удалось поддерживать свои мыслительные способности в норме благодаря тому, что я не тратил время зря. Я учился. За годы, проведенные в заключении, я сумел получить диплом недавно созданного Открытого университета.[51] Я совершенно уверен, что таким образом я хотя бы отчасти восстановил свое доброе имя, хотя порой учеба и представлялась мне единственным способом сохранить рассудок и поддержать угнетенный дух. Увы, перспектива провести за решеткой еще десять лет едва не повергла меня в отчаяние и в конце концов подтолкнула к активным действиям. Я решился на побег.

Несмотря ни на что, я продолжаю утверждать, что мои попытки приспособиться к жизни в нормальном обществе были совершенно чистосердечными и искренними. В процессе изучения психологии, социологии и политической философии я познакомился с новыми концепциями и теориями, которые бросали вызов моим прежним взглядам, отличавшимся крайней узостью и негативизмом. И я изменился, изменился как личность. Теперь я готов признать, что ни один человек, к какой бы социально девиантной группе он ни принадлежал, не вправе сам устанавливать законы, по которым живет. Когда-то меня осудили за правонарушения, явившиеся следствием конфликтов, возникавших в связи с моей – назовем ее предпринимательской – деятельностью. Десять лет – достаточный срок, чтобы о многом подумать. За это время я пересмотрел свои взгляды, усвоил новые позитивные ценности и приоритеты и понял, что мои методы решения упомянутых конфликтов были в корне неверными. С другой стороны, приобретенная мною за последние годы привычка к самоанализу и самоосмыслению позволяет практически исключить повторение подобных конфликтных ситуаций.

Я вполне отдаю себе отчет в том, что свобода, ожидающая меня в будущем, неизбежно будет носить ограниченный характер. Учитывая тот пристальный интерес, который некогда уделила мне популярная пресса, моя громкая «слава» сама по себе способна служить залогом повышенного внимания к моей персоне, где бы я ни появился. Я вполне понимаю, что положение изгоя является частью моего наказания, хотя порой оно и кажется мне чересчур суровым. Больше всего мне хотелось бы, чтобы все, что случилось, осталось в прошлом и было забыто. В настоящее время я испытываю только одно желание – стать полезным членом общества. Единственным условием для этого могло бы стать решение судебной коллегии о моем временном досрочном освобождении ввиду особых обстоятельств.

Итак, при всестороннем рассмотрении становится ясно: наша эпоха вряд ли изменит сложившуюся ситуацию: тюремная реабилитация испытывает трудности. Пять-семь лет – вполне достаточное наказание. Все, что превышает этот срок, является негуманным, неадекватным и несправедливым.

Остаюсь искренне ваш, Гарри Старкс