Подснежник

И все же моя основная обязанность заключалась в том, чтобы быть с Гарри. Я нужен был ему и для секса, и чтобы не было скучно. Гарри нравилось ходить в фешенебельные рестораны, на скачки, даже в оперу. С ним я побывал во множестве роскошных мест, и везде нас принимали с почтением, граничившим с подобострастием. Но все эти люди, делавшие вид, будто рады нас видеть, на самом деле просто боялись.

Кроме этого, были вечеринки в клубе и у Гарри на квартире, когда смазливых юношей подавали, как канапе, его друзьям, занимавшим важные посты. В подавляющем большинстве случаев эти вечеринки превращались в разнузданные оргии, но сам Гарри никогда в них не участвовал. Организационная сторона привлекала его гораздо больше. Гарри нравилось руководить, устраивать, манипулировать.

И нужно сказать, что он проделывал это весьма успешно. Его агрессивная напористость странным образом не отталкивала, а привлекала к нему людей. Гарри ежеминутно излучал скрытую угрозу, но эта своеобразная харизма или, если угодно, аура опасности и силы служила непреодолимым соблазном для многих. Внутри его ауры человек чувствовал себя защищенным – как те маленькие рыбки, что следуют за акулой. Рядом с Гарри было безопасно. Однажды он сказал, что в любой схватке лучше всего не пятиться, а броситься вперед, чтобы сразу сократить дистанцию. Если дать противнику хотя бы немного места, добавил Гарри, он успеет развернуться и ударить. «Будь рядом с врагом, но не подпускай его слишком близко» – этот его совет запал мне в душу особенно глубоко.

Разумеется, кое-что я от Гарри скрывал. Так, я оставил за собой свою старую квартиру в Уэстберн-гроув, но ему ничего не сказал. Если случится, что мне очень не повезет, рассуждал я, он, по крайней мере, не будет знать, где я живу. А того, что что-то может случится, я не исключал – в конце концов, мы были слишком разными и жизни у нас были разными. Гарри часто подшучивал над тем, что я, мол, ходил в «школу для умненьких детишек». Я же считал, что мне удалось полностью избавиться от добропорядочно-мещанского воспитания, полученного в тихом буржуазном пригороде – по крайней мере, к этому я стремился. В силу очевидных причин я не поддерживал никаких контактов с родителями, а Гарри никак не мог этого понять. «Подумай о своей бедной, старой мамочке! – на полном серьезе упрекал он меня. – Она, наверное, ужасно волнуется оттого, что не знает, где ты и что с тобой!»

Однажды мы с Гарри поехали в «Клуб Мальчиков» в Ист-Энде, который он спонсировал. Там как раз проводилось первенство клуба по боксу, и призы для победителей были куплены на его деньги. Неудивительно, что на этом чемпионате Гарри был чем-то вроде почетного гостя. Глядя на худых, жилистых подростков с огромными перебинтованными кулаками, которыми они неловко колотили друг друга, я изо всех сил старался не морщиться.

Заметив мое состояние, Гарри мрачно усмехнулся.

– Готов спорить, Терри, ты никогда не участвовал в настоящей драке, – поддразнил он меня. – Я угадал?

И он, конечно, был прав. Я был слишком изнеженным и слабохарактерным. Тысячи унижений, пережитых на школьной игровой площадке, пронеслись у меня в голове. Девчонка!.. Педик!..

После финального боя Гарри отправился в раздевалку, чтобы поздравить победителя – невысокого костлявого паренька.

– Отличная работа, Томми! – похвалил он, отеческим жестом взъерошив светлые вьющиеся волосы юного бойца.

Томми заморгал. Он еще не пришел в себя после схватки и был к тому же явно смущен ласковым тоном Гарри. Его серо-голубые глаза смотрели, однако, не по годам серьезно и мудро; казалось, этот худой подросток был намного старше меня. Я, со своей стороны, неловко переминался с ноги на ногу, чувствуя себя лишним в крошечной импровизированной раздевалке, насквозь провонявшей мальчишеским по́том и старой растиркой. Это был не мой мир – мир, которого я не понимал и к которому никогда не хотел принадлежать.

Но общая картина мне нравилась. Мне нравилась бросающаяся в глаза мужественность Гарри. Нравилось, как этот суровый и опасный человек восхищается юным спортсменом. Нравилась опасность, которой было чревато это восхищение. По сравнению с моим детством, прошедшим в уютном и безопасном дворике за плотной живой изгородью из бирючины, это было реальным, настоящим. И сексуальным. Точнее, не сексуальным, а более мягким, эротичным. Я знаю, что в некоторых газетных отчетах Гарри изображали каким-то кровожадным маньяком, садистом, но я не думаю, чтобы он действительно был склонен к чему-то подобному. Для него жестокость была лишь частью бизнеса, не больше.