Подсолнух
— Видел, какой подсолнух вырос – спросил Гоблин.
— Так точно, товарищ полковник, яркий, как у Ван Гога.
— У кого? – опешил Гоблин – это с КПП который что ли? Где у них подсолнух. Я не видел.
— Никак нет, товарищ полковник. Ван Гог это художник. Он очень любил рисовать подсолнухи. — Сказал Тихон. И чуть помолчав, добавил. – Он их полюбил, после того как с ума сошел и ухо себе отрезал.
– Короче, — поперхнулся Гоблин, — подсолнух беречь как боевое знамя.Не то вместо уха причиндалами своими пожервуешь. И будешь мне после кичи еще один такой же рисовать, художник. На этом же самом месте. Ясно?
— Так точно, товарищ полковник.
Гоблин стал подниматься по штабной лестнице. Уже через полминуты со второго этажа послышался его гавкающий голос. Он воспитывал кого–то из офицеров.
— Товарищ майор, почему у вас ботинки неуставные?
— Жарко товарищ полковник, к тому же они черного цвета, почти как форменные.
— Я вас спрашиваю, почему вы нарушаете устав?
— Виноват, товарищ полковник.
— Идите домой, переоденьтесь.
— Есть.
— И не забудьте мне напомнить, чтобы я распорядился о внесении вас вне очереди в наряд на ближайший праздник.
В штабе части N начиналось обычное утро.
Глава 1.
1.
Тихон, дежурный по штабу из числа сержантов–срочников, отдав посыльным распоряжения по уборке, вышел на улицу. Командир, замы, начальник штаба — тот самый Гоблин, были встречены, рапорты произнесены, список заступающих в наряды и караулы офицеров еще не передан. Наступало то недолгое время в беспокойном распорядке дежурного, когда можно было спокойно покурить, посидеть на скамейке за штабом, в общем погаситься.
Подсолнух рос в палисаднике, слева от главного входа в штаб. Его крепкий, полутораметровый стебель, по военному прямой и строгий, венчала блинообразная серо–черная морда. Её обрамляла желтая грива крупных лепестков. Издали морда походила на косо прилепленную к торчащему из земли шлангу зажженную конфорку газовой плиты. Цветок, как заправский ПВОшник, сканировал сектор неба, с катящимся по нему солнцем. Он ни на секунду не упускал объект из вида и жадно высасывал из него необходимую для жизни энергию.
Это для гражданских цветок — объект восхищения. А для военных лишняя головная боль. Как я мог его прохлопать? — досадовал Тихон. — Как пропустил? Почему на корню не изничтожил гниду. Откуда он, падаль, вообще так вольготно раскинулся на вполне себе уставной, бедно–пестрой, как дешевый ситец, клумбе. Следи теперь за ним…
Тихон опасливо выглянул из–за угла штаба. Подсолнух был на клумбе.
И то — нет дураков резать его возле штаба и, тем более, днем. В части каждый знает, кто такой Гоблин, знает что без его ведома тут не то что подсолнух, василек расти не будет. Значит подсолнух растет санкционировано, и нечего на него покушаться, осложняя свою и без того неспокойную армейскую жизнь. Другое дело ночью. Ночью желающих досадить ненавидимому всеми Гоблину было более чем достаточно. В основном из числа гуляющих в соседнем «Залёте» офицеров. Но подсолнух рос рядом с окошком круглосуточно бодрствовавшего оперативного дежурного, и только какой–нибудь шустрый ловкач мог отважиться на подобный трюк. Тем более что «опер» наверняка тоже получил от Гоблина указания, и будет глядеть в оба.
Хотя до наступающей ночи Тишке совсем не было дела. Его наряд заканчивался сразу после развода, в 19.00. После этого следовала формальная сдача инвентаря, территории и недостатков. Недостатки всегда были одними и теми же: нет лампочки в кладовке, скол на писсуаре, трещина на стекле в приемной командира, не опечатан черный ход и прочая мелочь. После подписания стандартного рапорта приема–передачи дежурства, никогда никем не перечитываемого, следовал короткий доклад «оперу». И в казарму, отдыхать и отсыпаться. Недолгие, зыбкие радости в суетной службе сержанта учебки.
***