Подсолнух

— Радкевич, не балуй — строго произнес Железкин — мне тебя крутить резона нет, на меня, вот за это вот, он достал из за пазуха фляжку, если хочешь знать уже комбат подал рапорт о переводе в полк. Сплавил, сука. А я его другом считал. Через полгода туда перебираюсь, но это я по секрету тебе. Нахрена мне прогибаться передо всей этой камарильей — он горестно улыбнулся и опять выпил.

— Ты пойми, сержант, это армия — ты на принцип, и они на принцип. Коса на камень нашла. Надо тебе, чтобы выйти отсюда, написать бумажку. Ты же не дурак, ты напиши не объяснительную, а заявление. Мол так и так, обязусь, клянусь. Ну как присяга. Ничего такого сейчас и впредь, соблюдать устав, чтить и уважать. Это с одной строны будет как бы и обещание, что мол ни–ни, а с другой — вроде как ничего и не делал, просто пообещал, на всякий случай, косяков не творить. И пусть они утруться этой бумажкой, пусть в дело ее подошьют. И ты свободен и они доволны. И неизвестно еще кто–кого раком нагнул. Ну, здорово я придумал? Давай, сержант, пора.

9.

Командиру 1 учебной батареи

Майору Шавкунову П.Б.

заместителя командира взвода

старшего сержанта Радкевича

заявление

Настоящим заявляю о своей приверженности Уставу ВС РФ и его четкому соблюдению. Обязуюсь руководствоваться им в воспитании личного состава и повседневной жизни.

Также обязуюсь придерживаться строгих моральных и этических принципов в отношении подчиненных, а именно — уважать их честь и достоинство, поддерживать их чаяния и начинания. Блюсти собственный моральный облик и облик подчиненных. Не унижать чужое и не давать унижать свое человеческое достоинство. Уважать права других и отстаивать, в рамках Устава, свои права.

Обязуюсь следить за сохранностью казенного и чужого личного имущества. Не допускать его потери или порчи. Обещаю препятствовать случаям неуставных взаимоттношений между военнослужащими, следить за сохранностью их личного имущества и посылок. Пресекать чужие попытки незаконного завладения их имуществом и самому не участвовать в таковых.

Также обязуюсь не воздействовать на личный состав каким либо физическим и моральным образом, не допускать в повседневной жизни и несении службы рукоприкладства со своей стороны и стороны других лиц.

Понимая всю ответственность своего заявления, обязуюсь ему строго следовать.

дата, подпись.

10.

С тревогой, с чувством какой–то необратимой перемены вышагивал Тихон за Железкиным по Гоблин–стрит. Асфальт мягко катился под уклон, к КПП, и уже виднелась установленная на вечное боевое дежурство возле ворот огневая установка–памятник. Она уставила свои ракеты в серое низкое небо, словно пытаясь ими, как огромным гребнем разодрать это сбитое сиротское одеяло, распластать его на клочья, дабы в прорехи могло пробиться солнце.

Но ничего не менялась и установка тоскливо несла свой бестолковый караул.

Недалеко от установки дорога раздваивалась — основная часть вела к КПП, а тропинка поплоше к солдатскому магазину, в коем впрочем, помимо ниток, иголок, сигарет и пряников можно было из под полы взять чего и покрепче. Но это была привилегия офицеров, да части доверенных и посвященных в тайну сержантов. Кадык капитана задвигался, ему не хотелось на КПП, ему хотелось в магазин, а, тут как назло этот сержант. Он колебался.

— Ну ты это, сержант, давай иди на КПП, оформляйся, отмечайся, а мне тут еще надо кое–куда — и Железо, сунув Тишке его записку об аресте резво затрусил по тропке к магазину.

Доложившись дежурному по части Тихон, направился к начальнику гарнизона, сидевшему там же, на КПП. Тот, вместе с начгубом, квартировавшим тут же долго чего–то искали, рылись в каких–то папках, перекладывали бумажки, сверялись. Нудный начальник гарнизона, был дотошным дядькой, и Тихон уже испугался что сейчас вскроются все случаи его необоснованного ареста, начгар начнет копать, что да почему, начнет звонить в школу и начальнику штаба, и не дай бог, его начнут опять мурыжить.

Но начгара куда–то позвали и начгуб, пользуясь отсутствием вредного полкана все быстро оформил.

***

На площадке перед КПП стояла колонна солдат, с вещмещками, с шинелями в скатку, а начгар с дежурным по части проверяли у них документы и продаттестаты. Тут же рядом пыхтел сизым выхлопом тентованный Урал. Вместе с бойцами, чуть в стороне, стоял и курил сержант Бородулин.

— А ты то куда? — Исподлобья взглянув спросил у него Тихон.

— Туда — сплюнув мрачно ответил Бородулин — в Чечню.

— А тебя то за что?

— За подсолнух. — горестно вздохнул сержант — Гоблин, ишак, припомнил.

Оба стояли и молчали. Обоим было тяжело. Раздалась команда — «К машине» и все начали строиться.

— Ты это, Жендос, — нарушил молчание Тихон — ты меня прости, ладно. И не поминай лихом.

— И ты меня тоже прости, братан — у Женьки на глазах стояли слезы.

Они не обнялись на прощание, хотя и понимали, что никогда больше друг друга не увидят. Они просто крепко, стараясь не глядеть друг другу в глаза пожали руки и разошлись.