И главное получилось – выглядеть равнодушной и язвительно отстраненной, только вот… Пока он в мое бедро лбом утыкался, было норм, в меру неприятно, конечно, волосы то оставались влажными, но норм… а когда прикасался там же губами, норм свалил к нестабильному атому. И вроде уже никто не касается там, архонт переместился повыше, но кожа на правом бедре почему-то стала ощутимо теплее и чувствительнее, чем на левом. И мне это не понравилось. То, что я чувствую. В целом не люблю ситуации, в которых тело перестает подчиняться контролю разума, но то, что я сейчас чувствовала, вообще выходило за рамки.
У меня ныла грудь, все так же, странно и непонятно. Она оставалась напряженной, хотя я точно знала, что никаких мышц в ней нихрена нет, а повреждений она не получила, так что… хрень в общем. А теперь к этой хрени добавились неприятные ощущения в месте гендера, и тяжелое тепло на внутренней стороне правого бедра.
И тут Эрих уткнулся лбом уже в мой живот и простонал:
– Меня так даже в подростковом возрасте не накрывало, как от тебя сейчас.
– Слушай, да мне тоже как-то не по себе, – нервно сообщила ему. – Ты бы вылез оттуда, а?
Тяжелый, почти мучительный стон и хриплое:
– Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я бы туда… залез.
И пока я переваривала это заявление, архонт вдруг спросил:
– Слушай, что это за духи? Я от этого аромата соображать вообще не могу.
Странное дело, но и у меня с последовательностью мышления имелись проблемы, поэтому пришлось основательно напрячься, чтобы вспомнить очевидное:
– Я не пользовалась духами. И даже мылом не успела, ты же в каюту ввалился, чтоб тебя свехновой пришибло. Это масло гамои, я им на морде лица кожу увлажняла.
Он поднял голову, посмотрел на меня, и как-то совершенно без энтузиазма произнес:
– То есть это твой запах. Вот это я влип.
Не поняла на счет «влип», но лично у меня было ровным счетом то же ощущение – я влипла. Я так влипла, что теперь понятия не имею как из этого «влипла» выбираться, и в целом, что теперь делать. Хотя, на самом деле, что делать я знала – вырубить склеротика носатого, выбраться из наручников, свалить с корабля. Все было просто. Я все знала в теории, и не раз воплощала на практике.
Вот только с сексом все оказалось не так, как нам обещали. Потому что простой физиологией тут и не пахло.
Я опустила взгляд на носатого архонта, и вдруг подумала, что иметь такую золотистую кожу, к которой прикоснуться хочется, это преступление. Серьезно – преступление. По моему мнению, за такое расстреливать нужно на месте, без суда и следствия.
– О чем задумалась? – он поднял голову от моего живота, и посмотрел на меня внимательным взглядом чертовски умных глаз.
– Размышляю на тему как бы тебя пристрелить без суда и следствия, – ответила нагло.
А я что? Он сам спросил.
Эрих нахмурился, помолчал, покусывая губы, и уточнил:
– И в чем же мое преступление? В похищении агента Гаэры?
И тут мой мозг дал сбой и я сказала совсем не то, что следовало:
– В излишней привлекательности.
Усмехнулся, выгнул бровь чертовски привлекательным изломом и напомнил:
– Ты же сказала, что я страшный.
– Вот, ты тоже заметил противоречие. Страшный, носатый и склеротичный, но чем дольше ты тут полуголый обретаешься, тем сильнее желание схватиться за что-нибудь максимально убивательное. Эрих, будь добр, отодвинься, со мной что-то явно не то происходит!
Даже с места не сдвинулся, только усмешка стала довольная, как у кошака, что дорвался до сливок. До целого сливочного завода, блин!
– Отодвинься, я сказала! – потребовала, чувствуя, что где-то в самом низу живота становится все теплее и теплее.
Воспаление? Не думаю. И вообще не хочу думать, что это там происходит, но тут Дагрэй взял и прикоснулся губами к моему животу.
Стон, прозвучавший в каюте адмирала, потряс меня посильнее всех прочих странностей.
– Очень горячая девочка, – прошептал Эрих, спускаясь с поцелуями все ниже, – никогда не встречал таких.
– С повышенной температурой тела? – нервно спросила я.
Архонт лишь усмехнулся, и продолжил спускаться вместе с поцелуями туда, куда спускаться определенно не следовало.
Как по мне так температура была у него, губы казались раскаленными, и оставляли раскаленные следы почти ожогами. И я бы стерпела, и не такое терпеть приходилось, но проклятый космос – как же он был красив… Не космос, к сожалению, а… Эрих. И мне бы вырваться, предпринять что-либо, да что угодно для того, чтобы оттолкнуть его от себя, а я замерла, и потрясенно глядя на его широкие плечи, они были шире моих бедер, на сильные мускулы, узлами перекатывающиеся под загорелой кожей, на темные разметавшиеся волосы, закрывавшие его лицо, падающие на мокрый лоб.
И от всей этой его красоты, от мощи его тела, от завораживающих взгляд перекатывающихся под кожей мускулов, от нежности и почти трепетности прикосновений, во мне что-то проснулось. Я не знаю что. Оно пульсировало там, куда Эрих почти спускался обжигающей дорожкой поцелуев и это… заставляло нервничать.
– Прекрати! – голос почему-то дрожал. – Стоять, это приказ!
Тихий смех и еще более насмешливое: