– Но я хотел сказать про пророчество, – начал Одди с энтузиазмом, – и про то, что я отказываюсь ему следовать. Я ведь говорил уже тогда, на горе – я сам не понимаю, как можно считать меня избранным. Все-таки думаю, что следовать чему-то, в чем ты не уверен, – это немного ненормально, поэтому…
В прошлый раз Мара, слушая исповедь мальчика, поначалу ругался про себя, но в какой-то момент стушевался и хотел метаться из стороны в сторону от незнания того, как ему реагировать. Но в этот раз…
– Знаешь, тогда, я совсем растерялся от твоих заявлений. А сейчас что? – Мара сменил еле спокойный тон на выкрик, – Ты ждешь от меня похвалы что ли?! Одди, мальчик, молодец, нечего верить всяким бредням, так держать! Ты это хотел услышать?! Не дождешься!!
– Спасибо, – искренне ответил Одди, чуть склонив голову и выпрямившись. – Но мне достаточно, чтобы меня просто выслушали.
Мара задиристо хмыкнул.
– А сам справляться со своими тараканами в голове не умеешь?
– Тараканами?
– Мыслями!!! Со своими противными мыслями ты не умеешь смиряться, фильтровать их, уничтожать, если они непригодные??
Одди тут же потупил взгляд в пол. Вторая попытка Мары расстроить мальчика – удалась. Он – первое существо, из-за кого Оутэрнуму захотелось сильно плакать. А все потому, что его задели за живое, и будто поругали ни за что. Два раза подряд – открыто проявили словесную агрессию. Но Одди, стойко пытаясь показать, что ему совсем не неприятны слова грина, промямлил слово «нет», и дрожащим голосом выдал свои эмоции с поличным.
– Ты что, обиделся?! – еще более возмущенно спросил Мара. – Тебя что, кто-то тут истязает?! Пытается убить, а?!
– Я не… – как только возможность проговорить даже одно слово превратилась в безумную пытку из-за комка в горле, и когда у него задергались плечи сами собой, мальчик заставил себя повернуться хотя бы боком к грину.
– Меня слезами не напугаешь! Ты не добьешься этим от меня другого отношения, понял? – все еще злясь, говорил Мара.
– Я… я…
Одди начал ронять слезы. Его попытка внушить себе, что не стоит обращать внимание на слова Мары, что они вовсе необидные, провалилась. Грустно было и то, что мальчик чувствовал себя виноватым. Он стал искать причину, по которой рассердил грина. А грин в свою очередь, увидев первые упавшие соленые капельки, перестал ерничать, и усердно искал способ исправить ситуацию. Он совсем не хотел обидеть маленького монаха настолько сильно… И все-таки, сделал это. Тогда Мара подошел к младшему, без слов потянул его внутрь гончарной мастерской, и толкнул к холодной печи для обжига. Пока Одди как мышка расплывчатым взором наблюдал за Марой, тот достал с антресолей два куска глины и положил их на специальный квадратный столик для поделок.
– Иди сюда. Научу лепить корзу1
, – спокойно произнес Мара и подвинул один кусок глины для Одди на другой край стола.Мальчик один раз тихонько шмыгнул носом и робко подошел.
– Смотри, – грин начал ваять фигуру, – первым делом нужно обобщить форму. Если бы я предложил слепить змею, то нужно было бы сделать из этого куска толстую веревку. Но корзу удобнее делать из овальной фигуры. Понимаешь? – Мара выискивающе посмотрел на Одди. Но тот был все еще в угнетенном состоянии. Мара спросил еще раз: – Понимаешь?
Одди кивнул. Тогда грин принялся лепить молча, и когда овальная фигура была готова, он визуально проверил состояние куска глины у Оутэрнума. Однако его овал походил больше на неровную глыбу. Одди вяло перебирал руками, и Мара понимал свою вину за то. Он поменял местами куски глины, отдав свой готовый овал мальчику, и стал дорабатывать кусок, принадлежащий Одди, до нужной формы. И пока продолжал ваять, спокойно и искренне поделился:
– Я ненавижу, когда лезут не в свое дело. Считаю, что если существо сует свой нос куда-то, то должен быть готовым помочь хоть чем-то. Но постоянно, постоянно, – сжав зубы, грин начал отыгрываться на глине, сминая уже почти получившийся овал, – они отнимают ценное время из-за простого любопытства, а не из-за переживаний! Как я его ненавижу! Он просто спросил! Просто! И посмел бросить в трудную минуту!!
Одди встал по струнке, стоило только Маре начать дебош. Хотелось бы ему спросить, о ком ведется речь, но побоялся.
– Ладно… – успокоился Мара и принялся возвращать нужную форму. – Это же в прошлом, да? Не отвечай… Еще знай, что я не люблю, когда кто-то плачет… Обычно, я… не специально злюсь на что-то… Очень часто в такие моменты существа обращают внимание только на мою выразительность, но никак не на суть того, что я говорю в моменты злости. Поэтому, ты лучше бери во внимание не то,
– Что… такое сарказм?.. – выронил Одди, переступив боязнь спросить.
Мара, завершив ровную форму, налегке ответил:
– Это то, на что ты не должен обижаться.
– Я думаю, это слишком размытое объяснение.