Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета

Социальные журналисты выгорают. Социальные журналисты, много лет пишущие фандрайзинги, выгорают быстрее. Сегодня ты сидел у кровати человека, который от боли и слабости едва мог говорить. Вчера ты был дома у пожилой пары, бывших врачей, которые живут в нищете и разрухе. Завтра у тебя интервью с женщиной, которую двадцать лет избивал муж. Послезавтра девочки-подростки расскажут, как их насиловали. Рано или поздно выгорание придет.

Оно проявляется по-разному. Усталость, разбитость, бессонница, безразличие, невозможность выдавить из себя ни строчки. Депрессия. Непроходящая тревога. За героев, за то, что мир несправедлив, за то, что материал навредит, за то, что материал обидит, за то, что все равно все умрут. За себя, потому что, например, постоянно обнаруживаешь у себя рак всего. Мы очень много пишем про рак, рассказываем о людях, которые умирают от онкологии. За время работы с этой темой я «обнаруживала» у себя рак щитовидки, рак мозга, рак кишечника, рак яичников, лейкоз (список можно продолжать). Другие болезни мы тоже у себя находим: БАС, Альцгеймер, рассеянный склероз. До работы в «Таких делах» я никогда не думала о собственной смерти и, если заболевала, относилась к этому спокойно. А теперь переживания и подозрения часто приводят меня к врачу. Я честно говорю: «Пишу про рак, сама у себя его диагностировала, ха-ха». Но на самом деле мне не смешно.

Выгорание пришло ко мне сначала в виде бессонницы, потом накрыло таким бессилием, что подняться с кровати было подвигом. Так началась депрессия, и я лечилась. Не стану утверждать, что дело на сто процентов было в работе. Разумеется, это не так. Были и остаются не связанные с профессией факторы. Но работа добавляет переживаний, стресса и уныния.

Мне помогли психотерапия и таблетки. А еще разные личные методы, которые я нашла опытным путем.

Я начала бегать. Просто однажды заметила, что после пробежки голова свежее, дышится легче, а ком внутри рассасывается. После эмоционально тяжелых интервью я бегу. И прямо на бегу чувствую, как меня отпускает. Бег давно стал привычкой, перестав быть способом прийти в себя. Теперь я бегаю почти каждый день просто так, потому что это поддерживает во мне силы и наполняет радостью.

Я полюбила походы. Уезжаю в многодневные пешие путешествия с тяжелым рюкзаком. Это отлично разгружает голову и наполняет хорошими, новыми эмоциями.

Отключила мессенджеры (оставила только самые важные чаты), снесла приложения соцсетей с телефона (оставила «Инстаграм», в нем успокаивающие котики и женщины, наносящие макияж, на это можно смотреть вечно), ограничила чтение новостей, потому что все наши новости, вы знаете, какие.

Никогда не вступаю в дискуссии в соцсетях. Никого не проклинаю, никому ничего не доказываю. Пустая трата времени, сил и нервов, которых и без того немного.

Один раз в неделю (а иногда два, если ничего не горит) я стараюсь отдыхать. Журналист — человек, который работает всегда. Ты либо пишешь, либо собираешь материал, либо его обдумываешь (тоже работа). У нас нет выходных, но они, конечно, должны быть. К этому, кстати, я шла очень долго. И до сих пор иногда зарабатываюсь и забываю отдохнуть. Но, постепенно, уверена, хотя бы один выходной в неделю станет такой же привычкой, как и пробежки.

ГРАНИЦЫ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Помогают не выгорать и четко отстроенные границы. Но иногда очертить их не так-то просто.

Журналист ли я, когда Елена просит навестить ее после похорон Оли? Журналист ли я, когда она просит совета о том, как быть дальше? Журналист ли я, когда на ее сомневающееся «Я должна остаться в Москве ради сына, но боюсь, что не справлюсь», отвечаю, что, конечно, она справится. Когда говорю, что она сделала все, что могла. Что не должна себя винить. Что я обязательно приеду. И когда приезжаю, чтобы обнять ее и пить чай, кто я?

Я часто размышляю об этом. Кто я больше, журналист или благотворитель? Или есть какое-то другое слово (ну, какой из меня благотворитель-то, в самом деле)? Кто мы все, журналисты странного издания «Такие дела», которые так часто сталкиваются с чужой болью?

И прихожу к простому выводу: мы — люди. Журналисты, профессионалы, но в первую очередь люди. И когда мы чувствуем потребность помочь, обнять, поддержать словом — в этом нет ничего странного и предосудительного. И нет ничего непоправимо разрушающего, если участие дозировано и имеет границы.

Экс-главред «Таких дел» Настя Лотарева постоянно напоминала начинающим журналистам о границах и о том, что надо отстраняться от героев. Но и ее границы иногда не выдерживали. После серии публикаций о психоневрологическом интернате Настя стала там волонтером. Ездит в ПНИ, общается с подопечными, читает им книги. А когда на время карантина весной 2020 года ей предложили стать опекуном одной подопечной, Настя согласилась.