Подтверждение

Она покачала головой.

– Я решила отказаться от работы. Самое время сменить остров.

– Почему?

– Я достаточно долго прожила на Марисее. Хочу чего-нибудь более спокойного.

– И это единственное основание?

– Нет, не единственное. Я в не слишком хороших отношениях с начальством. И эта работа не совсем то, чего я ожидала.

– То есть?

– Неважно. Расскажу в другой раз.

Нам не хотелось сразу возвращаться в душную комнату, поэтому мы стали ходить по деревенской улице, взявшись за руки. Становилось прохладно.

Мы заглянули в маленькое окошечко универсального магазина, продающего сувениры, и увидели множество «окаменевших» предметов, причудливых и мерзких одновременно.

Когда мы пошли дальше, я спросил:

– Скажи, почему ты хочешь отказаться от места?

– Мне казалось, я объяснила.

– Ты не сказала мне, чего ожидаешь.

Сери помолчала. Мы пересекли выгон у речки и смотрели с моста на темные воды, струящиеся под нами. Бриз шелестел в ветвях деревьев. Наконец Сери сказала:

– Мне самой еще не ясно, как я попала в Лотерею. Мое представление об этом противоречиво. Моя работа – помогать людям, подбадривать их и уговаривать пройти лечение в клинике.

– И многие нуждаются в подбадривании и уговорах? – спросил я, в душе сомневаясь в этом.

– Нет. Один или двое кандидатов тревожились, не опасно ли это. Им требовалось лишь растолковать, что это не так. Но моя работа – только убеждать, что Лотерея дело хорошее; понимаешь? А сама я в этом не совсем уверена.

– Почему же?

– Во-первых, ты самый молодой из всех выигравших, кого я видела. Всем другим было не меньше сорока или пятидесяти лет, а некоторые были еще старше. Из этого можно сделать вывод, что большинство выигравших находятся в преклонном возрасте. Если задуматься, получается, что в Лотерею играют только из страха перед смертью.

– Это понятно, – сказал я. – И, конечно, проект «Бессмертие» вырос именно из этого страха смерти.

– Да… но система Лотереи кажется совершенно беспристрастной. Когда я поступила на это место, то думала, что лечение проходят только те, кто болен. А потом я просмотрела приходящую нам почту. Каждый день мы получаем сотни писем от людей, которые лежат в больницах и молят о лечении. Но наша клиника не может принять и малую часть этих людей.

– А что вы делаете с этими письмами?

– Ответ тебе не понравится.

– Скажи!

– Отсылаем им формальный ответ и бесплатный билет ближайшего тиража. Но билет мы отсылаем только тем, кто тяжело болен и лежит в больнице.

– Это должно быть для них утешением, – сказал я.

– Но они надеются на другое! Такой вид отказа неприятен для всего бюро, но со временем привыкаешь, потому что это необходимо. Предположим, мы начнем лечить от рака всех… но дать бессмертие невесть кому только потому, что он болен? Ворам, взяточникам, моральным разложенцам – ведь они, как и любой другой, болеют раком.

– Зато это было бы гуманно, – сказал я, думая, что воры и моральные разложенцы тоже могут выиграть в Лотерею.

– Это невыполнимо, Питер. У нас в бюро есть брошюра, которую я тебе дам прочитать, если ты захочешь. В ней приводятся аргументы Общества Лотереи против всеобщего лечения. Существуют тысячи, может быть, миллионы больных. Клиника не может вылечить их всех. Лечение дорогое и длительное. Поэтому необходимо всякий раз проверять каждого в отдельности и отбирать достойных. Таким образом, число кандидатов в пациенты может превысить несколько сотен в год. Но кто должен производить этот отбор? Кто может решить, заслуживает ли один человек жизни, в то время как другой должен умереть? Некоторое время это может работать… но очень скоро кто-нибудь откажется от лечения, под влиянием пропаганды или из политических соображений. Те, кто получит это лечение, начнут продавать места – и вот уже вся система коррумпирована.

Я чувствовал кожу ее предплечья, пока мы рука в руке шли по деревенскому выгону. Кожа была холодной, я тоже озяб, и мы по молчаливому согласию пошли обратно, к нашей мансарде. Вокруг возвышались черные горы; все было тихо.

– Ты отговорила меня от лечения, – сказал я. – Не хочу иметь с этим ничего общего.

– Я считаю, что ты должен принять лечение.

– Но почему?

– Я же сказала, сама полна сомнений, – она замерзла. – Давай вернемся в дом, и я объясню.

После неожиданно сильно охладившегося высокогорного воздуха мансарда показалась нам очень теплой. Я коснулся стропил, потрогал тонкую дощатую крышу и почувствовал, что та еще излучает тепло, накопленное за день.

Мы сели на край кровати, очень стыдливо. Сери взяла мою руку и стала ласкать ладонью мои пальцы.