Позже, когда она поехала в Фалхэм к Дейву и Ширли, я спустился в подземку на Кентиш-Таун и сел в поезд через Вест-Энд. Театральные билеты удалось обменять очень быстро. На завтрашнее вечернее представление свободные места еще были, а сегодня вечером люди искали лишние билеты. Убежденный, что поступил правильно, я вернулся в метро и поехал в Фалхэм.
Дейв и Ширли были учителями и занимались школьной реформой. Ширли считала, что она, может быть, беременна, а Грейс слишком много пила и флиртовала с Дейвом. Мы ушли от них около полуночи.
В ту ночь, когда Грейс заснула, я думал о Сери.
Сначала я думал, что они с Грейс – одно, но теперь разница между ними виделась все явственнее. Тогда, в Кастлтоне, мое познание Сери было попыткой понять Грейс. Но следствием этой ложной посылки стало то, что я сознательно создал Сери.
При воспоминании о том, как я работал над рукописью, о сличении мимоходом осознанных и неожиданных открытий, мне стало ясно, что Сери – нечто большее, чем просто фальшивое отображение Грейс. Она была настоящей, полноценной, полностью обоснованной, обладала собственной личностью. Жила по собственным правилам. Каждый раз, когда я видел ее или говорил с ней, я воспринимал это совершенно серьезно.
Но пока Грейс была рядом, Сери отступала на второй план.
Иногда я просыпался ночью и обнаруживал рядом с собой в постели Сери. Она почти всегда спала, но уже первое мое прикосновение будило ее.
Днем, когда Грейс была на работе, Сери всегда оказывалась моей случайной попутчицей. Часто она находилась в соседней комнате, где я мог ощутить ее близость или ждала снаружи, на улице. Когда я оказывался около нее, я говорил с ней. Во время наших вылазок между нами возникала близость. Сери рассказывала мне об островах, об Иа и Квае, о Марисее, Сивле и Панероне. Она родилась на Сивле, побывала замужем и с тех пор кочевала по островам. Иногда мы вместе бродили по бульварам Джетры или ехали на трамвае к побережью, и я показывал ей Дворец Сеньора и его охрану в их экзотических средневековых мундирах.
Но Сери приходила ко мне только тогда, когда хотела, а мне она иногда бывала нужна и в другое время.
Внезапно Грейс спросила:
– Ты еще не спишь?
Я выждал несколько секунд, прежде чем ответить.
– Да.
– О чем ты думаешь?
– Обо всем.
– Я не могу спать. Мне жарко, – она поднялась и включила свет. Я заморгал от его невыносимой яркости и подождал, пока она закурит сигарету. – Питер, что-нибудь не так?
– Ты о том, что я здесь живу?
– Да, тебе же это отвратительно. Ты можешь прямо сказать об этом.
– Ничего отвратительного в этом нет.
– Тогда дело во мне. Что-то не так. Разве ты не помнишь, что мы решили в Кастлтоне? Если у нас снова все пойдет вкривь и вкось, мы будем откровенны и ничего не станем скрывать друг от друга.
– Я и не скрываю, – я заметил, что неожиданно появилась Сери: она сидела, полуобернувшись, в ногах нашей постели и прислушивалась, наклонив голову. – Я должен представить себе, что произошло за последний год. Ты знаешь, о чем я?
– Я уже думала об этом, – она отвела взгляд, ткнула горящей сигаретой в пепельницу, и там образовалась маленькая кучка пепла. – А ты – ты понимаешь, что я имею в виду?
– Иногда.
– Большое спасибо. Значит, в остальное время я говорю напрасно?
– Не начинай новую ссору, Грейс. Пожалуйста.
– Я не начинаю никакой ссоры. Я просто пытаюсь пробиться к тебе. Ты можешь хотя бы выслушать меня? Ты забываешь все, что только можно, противоречишь самому себе, смотришь сквозь меня, словно я стеклянная. Раньше ты никогда не был таким.
– Да, ты права.
Уступить было проще. Я охотно все объяснил бы, но боялся ее гнева.
Я думал о тех временах, когда с Грейс было трудно сладить, если она усталая приходила с работы или была чем-то взбудоражена. Когда это случилось впервые, я попытался оборвать ссору на середине и предложить что-нибудь. Я хотел, чтобы Грейс изменила свое поведение, чтобы нас что-нибудь объединяло бы, а не разъединяло, но она возвела эмоциональный барьер, который казался мне непреодолимым. Она с досадливым взмахом руки уклонялась от сочувственных вопросов или гневно взрывалась, или уходила от разговора каким-нибудь другим образом. Она была чрезвычайно нервна, и хотя я пытался понять ее, это было очень трудно.