Подтверждение

Я подошел к ней и хотел поцеловать, но она отвернулась, и мне удалось коснуться только щеки. Когда я хотел обнять ее, она отступила. Я последовал за ней, и мы попали в холодную, темную гостиную, где стояли телевизор и стереоаппаратура, в помещение, которым мы редко пользовались.

– Что случилось, Грейс? Почему ты не хочешь поцеловать меня?

– Не теперь. Я тебя не ждала, вот и все.

– Кто такая Джин? – спросил я. – Девушка, которая была здесь?

Она кивнула.

– Она опекает меня по линии соцобеспечения. Заглядывает сюда каждый день, чтобы удостовериться, что я не покончила с собой. Видишь, как обо мне заботятся? После того как я вышла из больницы, они настояли, чтобы я еще раз попыталась наладить свою жизнь, и теперь не спускают с меня глаз. Они считают, что мне опасно оставаться одной.

– Фантастика, – сказал я.

– Теперь я чувствую себя хорошо. Я никогда больше не сделаю этого. Вот все, что я могу сказать.

Ее голос звучал резко, в нем была внутренняя твердость, которая держала меня на расстоянии. Казалось, именно этого она и добивалась.

– Складывается впечатление, что я тебя бросил, – извини, – сказал я, поколебавшись. – Мне говорили, что о тебе заботились. Мне кажется, я знаю, почему ты это сделала; я должен уйти.

– Не надо ничего объяснять. Это все уже неважно.

– Ты серьезно? Нет, это, конечно, все еще важно.

– Для тебя… или для меня?

Я беспомощно уставился на Грейс, но ничего не сумел прочесть в ее лице.

– Ты зла на меня?

– За что это?

– За то, что я ушел.

– Нет…

– Что же тогда?

– Не знаю, – она пересекла комнату, но не той беспокойной походкой, которую я знал. Комната тоже была вычищена и убрана. Я едва узнавал ее. – Пойдем же! Я хочу курить.

Я последовал за ней в спальню и, пока она сидела на постели и раскуривала сигарету, задернул шторы. Она наблюдала за мной, но ничего не говорила. Я сел в кресло, в котором сидела девушка из системы соцобеспечения.

– Грейс, расскажи мне, что с тобой произошло… в больнице.

– Меня подлатали и отправили домой. И все, честное слово. Потом выяснилось, что на меня есть досье, и у них возникли затруднения. Но Джин великолепна. Она будет рада, что ты вернулся. Я завтра утром позвоню ей и все расскажу.

– А ты? Ты рада, что я вернулся?

Грейс подалась вперед, стряхнуть пепел, и улыбнулась. Я почувствовал, что сморозил глупость.

– Почему ты улыбаешься? – спросил я.

– Ты был нужен мне, когда я вернулась домой, Питер, а теперь – нет. Ты опять меня затравишь, только соцработнков рядом уже не будет. Мне было легко, когда тебя не было здесь. У меня был шанс.

– Что значит «опять меня затравишь»?

– Потому что так было всегда! С тех пор, как мы познакомились. – Грейс задрожала и принялась кусать ногти, а сигарета со столбиком пепла поникла в ее руке. – Когда я вернулась из больницы, мне хотелось быть одной; подумать и найти для себя новый путь. Тебя здесь не было, и именно этого, чего я хотела.

– Тогда мне вообще не следовало возвращаться.

– Тогда я не хотела, чтобы ты был здесь. Потом все переменилось.

– А теперь, значит, хочешь?

– Нет… теперь я не знаю. Я должна побыть одна, и я этого добьюсь. Что произойдет потом – другое дело.

Мы молчали, и перед каждым из нас, вероятно, была одна и та же дилемма. Мы оба знали, что опасны друг для друга, пока так отчаянно нуждаемся друг в друге. Не было никакой возможности поговорить об этом разумно; это привело бы либо к тому, что мы снова станем жить вместе, либо разговор вышел бы чудовищно напряженным, со взрывами эмоций. Грейс старалась сохранять спокойствие; я же хотел использовать свои новые внутренние силы.

Мы все еще были похожи, и, может быть, именно это и определяло наше поведение. Я покинул ее, чтобы лучше понять себя, а она хотела некоторое время побыть наедине с собой. Изменения здесь, вокруг Грейс, напугали меня: чисто убранная квартира, изменившаяся прическа, внешнее омоложение. Все это представляло резкий контраст с моей запущенной внешностью, грязной одеждой, небритым лицом, немытым телом.

Но я тоже изменился, и так как она ничего не говорила, пришлось заговорить первым.

Наконец я сказал:

– Я тоже стал сильнее, Грейс. Я знаю, ты думаешь, что я говорю это просто так, но, честное слово, я совершенно серьезен. Поэтому я и ушел.

Грейс молча переключила внимание на хорошо вычищенный ковер.

– Говори, говори! Я думаю.

– Я думал, ты сделала это из ненависти ко мне.

– Нет, перед тобой я робею.

– Хорошо. Но ты сделала это из-за меня, из-за отчаяния перед тем, чем мы были друг для друга. Теперь я это понимаю… но тут есть еще кое-что. Ты ведь читала мою рукопись.

– Твою что?

– Мою рукопись. Я написал автобиографию, и она оставалась здесь. Страницы были разбросаны по кровати, когда я тебя нашел. Ты, очевидно, читала их, и я понял, что ты разволновалась.

– Не понимаю, о чем ты, – сказала Грейс.

– Ты должна помнить! – Я осмотрелся, и мне стало ясно, что после своего возвращения я нигде не видел рукописи. Я испугался при мысли, что Грейс уничтожила или выбросила ее. – Это была перетянутая резинкой стопка листов. Где она теперь?

– Все твои вещи я отнесла в другую комнату. Я прибиралась здесь.