Подвал

Когда я прибыл в тюрьму, меня встретил надзиратель. Он спросил, как мое имя, и дернул за длинный шнурок, который приводил в действие звонок в кабинете начальника тюрьмы. Вскоре меня принял сам начальник — очень приятный джентльмен с военной выправкой, хорошо одетый. Мы обменялись любезностями. Он сказал, что мне надо будет выпить вечером крепкого чая, чтобы подготовиться к завтрашнему дню.

Начальник тюрьмы проводил меня к старшему надзирателю, тот любезно показал мне мое временное жилище — уютную комнату в задней части тюрьмы. Мы вместе покурили, и я понял, что этот джентльмен взволнован происходящим. Он объяснил, что переживает за судьбу Фаэрбена и надеется, что его оправдают. Я спросил почему. «Потому, сэр, что я чувствую: он не виновен в преступлениях, за которые его должны повесить». В мои полномочия не входило задавать вопросы служителям правосудия, я лишь должен был выполнить свои обязанности. Теперь я понимаю, что поскольку это была моя первая казнь, я начал испытывать неприятные предчувствия в связи с предстоящей работой.

На следующий день я проснулся в пять утра и даже не мог заставить себя думать о завтраке. Отправился к эшафоту, желая убедиться, что там все было готово. Потом в семь сорок пять я вернулся с сопровождавшими меня людьми, чтобы сыграть последнюю сцену в драме. Мы прошли в кабинет врача, куда привели заключенного. Он не проронил ни слова. Его отвели в соседнюю комнату, где вместе со священником он совершил обряд молитвы. Вскоре они вернулись, и мне велели приступать к своим обязанностям. Я приблизился к Фаэрбену. Его печальные карие глаза смотрели на меня. Эта картина будет преследовать меня до конца дней. До сих пор не знаю почему, но я похлопал его по огромному плечу. «Держись», — услышал я сказанные мной слова, которые скорее обращались ко мне самому.

Фаэрбен без посторонней помощи взобрался на эшафот. В своих последних словах он заявил лишь о своей невиновности. Речь звучала медленно и звонко. Я накинул петлю ему на шею, и в этот момент мои руки задрожали. Я затянул петлю и удостоверился, что он находится над люком, в который упадет. Все было готово, и через мгновение преступник полетел вниз.

Когда его признали мертвым и оставили висеть еще один положенный час, я вышел подышать воздухом. Старший надзиратель курил.

— Все кончено? — мягко спросил он.

Я кивнул.

— Да смилуется над ним Господь, — пробормотал он, его глаза наполнились слезами. — Да смилуется над ним Господь.