Мягко усмехнувшись, Гермиона снова наложила на себя чары невидимости и проскользнула за дверь. Едва тишина сковала воздух комнаты, Драко откинулся на постель и закрыл глаза. Нужно было отдать должное Грейнджер — ему полегчало. Они разговаривали о всякой ерунде, и это странным образом отвлекло от неприятных мыслей. Из-за бессонных ночей Драко был совершенно разбит, а потому сознание, успокоенное тихим шепотом девушки, тут же захватил в плен крепкий сон.
Когда слизеринец снова открыл глаза, в комнате было абсолютно темно. Светильники, волшебным образом имитирующие солнечный свет и извещающие жителей подземелий о световом дне, погасли, а это означало, что Хогвартс охватила глубокая ночь. Драко поморщился от небольшой головной боли и сухости в горле, а потом потянулся за палочкой. «Люмос» ударил в глаза, и юноша зажмурился, пытаясь прийти в себя. Блейз спокойно сопел на соседней кровати, свесив руку к полу. Малфой усмехнулся и тихо опустил ноги на пол, стараясь не слишком скрипеть кроватью. Забини определенно заслуживал отдыха. Всю неделю Малфой беспрестанно орал на Блейза, однако был ему за это невероятно благодарен. Орать ему больше было не на кого. В основном давили на Малфоя, и, если бы не друг, Драко просто сошел бы с ума от мыслей, сверлящих виски.
Слизеринец провел рукой по растрепанным волосам, а потом снова опустил ладонь на холодное покрывало. Под пальцами почувствовалось нечто инородное, и Драко, нахмурившись, поднес палочку ближе. В тусклом освещении «люмоса» блеснула гладкая светлая прядь волос, перевязанная черной лентой. Слизеринец ощутил, как нечто холодное и склизкое сдавливает его горло и мышцы изнутри. То был необъяснимый, дикий и сокрушительный страх. Рядом с прядью волос виднелся сложенный пергамент, испачканный темными пятнами. Об их происхождении Драко решил даже не думать, и тут же схватил листок, судорожно-быстрыми движениями разворачивая его.
«Юный Лорд Малфой!
Пришло время отмщения за каждое преступление, совершенное миром против тебя! Приди к нам и прими нашу преданность как единственно мощное оружие, воспари над недостойными и повергни их в бездну отчаяния. Не их ли агоний и молитв о прощении ты желаешь сейчас? Люциус погиб, но погиб не зря. Пожертвовав своей жизнью, он доказал, что жалкие твари, называющие себя волшебниками, больше недостойны находится рядом с нами. Их место внизу, под нашими ногами. Посей же справедливость в этом отвратительном грязном мире! Приходи к Северной башне завтра ровно в полночь и обрети преданных союзников и власть. Прими верное решение.
Твои верные
ПСы»
Малфой еще раз посмотрел на локон волос. Они определенно принадлежали Люциусу. До боли сжав зубы, Драко смял письмо в руке, а потом затолкал его в карман брюк. Сердцебиение слышалось в висках, ладони вспотели. Несколько долгих минут слизеринец был похож на мраморную статую — бледную и мертвенно-неподвижную. В его голове перемешались все слова, сказанные ему за эту мучительную неделю. Каждый старался ужалить побольнее, и даже долгие сочувственные взгляды приносили чувство тошноты. Драко казалось, что Грейнджер смогла забрать всю боль, однако гнев разорвал оковы самообладания, и Малфой наконец подумал об отце.
Он намеренно не вспоминал о Люциусе уже долгое время, потому что знал: эти мысли выведут его из себя, а перед Министерством и Авроратом было необходимо держать лицо. Но теперь, в руках с последним, что от него осталось — прядью волос — Драко просто не смог игнорировать боль, царапающую сердце теперь так сильно. Глаза защипало от злых слез, но Малфой машинально зажмурился, прогоняя их и выходя из оцепенения. Понимание безвозвратной потери уже устойчиво поселилось в его голове, и из груди начали рваться болезненные и тяжелые выдохи. Казалось, кто-то схватил его за горло и принялся душить. Таким опустошенным и одиноким Драко не чувствовал себя уже довольно давно. Последний раз — в прошлом году, когда он рыдал от осознания собственной мерзости в туалете, в зеркало разглядывая монстра, в которого превращался.
Через некоторое время Драко приказал себе успокоиться и еще раз перечитал письмо. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он вгляделся в почерк и попытался вспомнить, видел ли его прежде. Пожиратель, написавший это, был в школе, и вероятность того, что слизеринец знал его, была огромной. У Малфоя была хорошая зрительная память, но даже через некоторое время пристального изучения почерка ему не удалось распознать написавшего письмо.