Подвалы твоего сердца (СИ)

— Шучу, — Забини легко щелкнул её пальцами по носу, и, мысленно посмеявшись над серьезностью девушки, подошел к собственной кровати. Обессиленно плюхнувшись на неё, Блейз откинулся на спину и устремил взгляд в потолок. — Иди сюда, я тебя не обижу.

Нерешительно опустившись на краешек кровати, Пэнси оглянулась на довольного донельзя Блейза и сама нерешительно улыбнулась.

— Так в чем дело? Может, я смогу помочь? — нерешительно, но серьезно начал юноша, сосредоточенно вслушиваясь в тишину.

— Нет, все… под контролем. Не так, как хотелось бы, но вполне сносно… — извернулась Пэнси, и, ощутив прилив расслабления, откинулась назад. Повернувшись, она бы могла увидеть лицо Блейза в непосредственной близости. — Просто иногда тяжело, когда держишь все в себе. Напряжение скапливается все больше с каждым днем, и ты хочешь, чтобы весь мир просто оставил тебя в покое. Даже планы на будущее стираются. Остается только неизвестность и постоянное чувство тревожности. Я думала, эмоции не могут пытать человека, но эти ощущения страха, потерянности и одиночества… — Пэнси замолкла, прекрасно понимая, что наговорила много лишнего.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — Блейз скользнул пальцами по щеке девушки, чтобы привлечь её внимание. Паркинсон повернулась к нему с глазами, полными слез. Что-то внутри него, вероятно, заложенное природой, ощутимо содрогнулось. Желание защитить и согреть возобладало над разумом. Приподнявшись на локтях, слизеринец склонился над лицом волшебницы и настойчиво прижался к её истерзанным и соленым на вкус губам. Пэнси вздрогнула, и, отогнав мысль отпрянуть и залепить наглецу пощечину, покорно закрыла глаза. Её губы сминали нежные прикосновения. Горячий язык скользнул по мелким трещинкам, слизывая кровь. Паркинсон нервно всхлипнула, обвивая шею Забини руками. О, как ей хотелось раствориться хоть в ком-то! Между тем руки Блейза вполне целомудренно покоились на её шее и талии, и едва ощутимые поглаживания успокаивали и уносили в приятную сказку под названием «безопасность». Когда девушка скользнула руками по вороту его рубашки и принялась судорожно расстегивать пуговицы, Забини отмер от сладостного мгновения и мягко пресек её попытки раздеть его. — Подумай хорошо, Принцесса. Я сказал, что ты можешь рассчитывать на меня, но мы никогда… — Блейз замолчал, потому что ненавидел говорить подобные вещи. Он обычно и не говорил их просто потому, что ему было все равно на чувства девчонок, так легко вешающихся на шею. Но Пэнси была подругой — его и Драко — и он не мог причинить ей такую боль. Юноша не понаслышке знал, какую боль приносят не оправдавшиеся ожидания и надежды.

— Мы никогда не будем чем-то большим, и, если ты согласна…

— О, Мерлин! Блейз! — испуганно прошептала Пэнси и резко поднялась. Пронаблюдав за тем, с какой бешеной скоростью девушка вскакивает с кровати и поправляет одежду, слизеринец болезненно зажмурился.

— Только не обижайся! Пэнс, ты замечательная, но я…

— Просто заткнись, — вложив в голос всю боль, Паркинсон, не оглянувшись, рванула на себя ручку двери и направилась прочь. Ей было не важно, куда идти. Не важно, потому что нигде её не ждали. Она была совершенно одна.

Удобная Пэнси, которую можно поманить, как собачку, и она прибежит, радостно виляя хвостом! Пэнси, которую можно запросто обнадежить поцелуем, а потом безжалостно все разрушить. Боги! Девушка понимала, что связываться с Забини было бессмысленно, не мог он сделать хотя бы вид, что ему не все равно на её чувства? Череда неприятных событий в её жизни наводила на мысль о родовом проклятье. Пэнси никогда не была обожаема и любима, никто и никогда не говорил девушке, что сделает ради неё что угодно. А ведь она, между прочим, была не такой уж отвратительной сукой, как о ней говорили. Скверный характер Паркинсон использовала как самый мощный щит против неприятелей, но, если уж кто-то ударял её, когда она была открыта и доверчива, мир девушки рассыпался на кусочки. С каждым таким ударом она все больше обматывалась колючей проволокой жестоких слов.

Почему она так переживала за благополучие других? Разве не заслуживала хотя бы немножко счастья? Хотя бы одного куска от пирога благополучия, которым её совершенно обделили? Было такое ощущение, что мир раз за разом ожесточал и прогибал её под себя, мерзким шепотком напоминая, что она ничего не значит.