Подвалы твоего сердца (СИ)

В сознание врезалась та ночь, когда он впервые поцеловал её. Гермиона долго винила себя в том, что этот поцелуй она почти не помнила, потому что была откровенно пьяна. Все, что происходило дальше, воспроизводилось урывками, но лишь теперь перед ней предстали чистые воспоминания. Кто-то словно вытягивал их одно за другим из омута памяти, и измученное шоком сознание хваталось за возникшие образы, чтобы не утонуть в отчаянии.

Они лежали вдвоем на смятой кровати, даже не укрытые одеялом. Кажется, Гермиона боролась со сном, и легкие прикосновения к плечам и шее помогали ей в этом. Драко шептал что-то то ли на латыни, то ли на французском, а, может, и на каком-то другом языке, но она уже не могла вспомнить, что это были за фразы. Скорее всего, Гермиона даже не понимала тех слов, но их чувственное содержание она ощущала в мокрых, тягучих прикосновениях губ и откровенных прикосновениях. Малфой упивался их ночным одиночеством, он заставлял её забываться в собственных ощущениях, которые хмельное сознание возводило к высочайшей степени остроты. Он заставлял её парить над пространством, забывать все, что было «до» и не думать о том, что будет «после». В ту ночь они были открыты друг другу во всех смыслах впервые, и это было невозможно забыть, — но она почему-то забыла, и от этого на душе было горько. Гермиона не сразу осознала, но теперь была уверена: в ту непроглядную ночь Драко Малфой проник под её ребра и безжалостно перевернул там все, чтобы добраться до сердца. Прервал поцелуями слова протеста, которые, может быть, еще способны были сорваться с губ, а своим искушающим шепотом заглушил вопящий рассудок. А потом забрал душу. Не потому ли теперь в груди все ныло и рвалось? Да! Смерть покинула эту комнату, потому что ей здесь больше нечем было поживиться. Ведь её интересовало лишь живое, а у Гермионы теперь не было ничего, что она могла бы отдать — только пустая оболочка с кровоточащей дырой, на месте которой раньше было сердце.

Её пальцы застыли на острых скулах, и Гермиона долго всматривалась в восковое лицо, словно надеясь, что глаза Драко снова распахнутся, а губы откроются навстречу её дыханию. Как же ей хотелось, чтобы эта бледная кожа снова стала на несколько оттенков живее, чтобы губы снова налились бледной краснотой, а ресницы вновь рассекали воздух, обнажая хрустальный взгляд!

Удар.

Удар.

Удар.

Гермиона и до этого слышала, как оглушительно бьется её сердце, но теперь этот стук перемежался с другим, более глухим и редким. Почему-то казалось, что эти звуки едины. Первая мысль, осенившая её, была ошибочной: приложив ухо к твердой груди, Гермиона не услышала ничего, что могло бы её обнадежить, но странные звуки повторялись, и волшебница непонимающе замерла. Приложив руку к собственной груди, она закрыла глаза и прислушалась, а потом вдруг вздрогнула и в ужасе отшатнулась от тела. Биение обоих сердец исходило из её груди.

— Бессмертие двух… — ошеломленно прошептала она и тут же захотела с силой приложиться о пол головой из-за собственной рассеянности. Эффект от созерцания бездыханного тела был настолько ошеломляющим, что она совсем забыла про чары. Ну конечно! Смерти не было в этой комнате. Ни сейчас, ни десятью минутами ранее.

Гермиона нервно провела ладонями по своим волосам и облизала пересохшие от волнения губы. Бросив короткий взгляд на кольца, она на несколько секунд зажмурилась, снова воспроизводя в голове все условия «бессмертия двух».

Единство чувства…

Гермиона привыкла сомневаться во всем, что так или иначе касалось чувств Малфоя — слишком хорошо он скрывал их за грубостью и напускным безразличием. Были ли их взгляды друг на друга одинаковы? Или, может, это было только действием чар? «Глупости!», — Гермиона помотала головой, отметая лишние мысли. Драко умер ради того, чтобы спасти ей жизнь, и она тоже готова была сделать это, если бы потребовалось.

Единство чистоты.

«… он ведь никого не убивал?», — она поморщилась, но тут же приказала себе уничтожить любые сомнения. Внутри была необъяснимая уверенность в том, что Драко был неспособен на убийство.

Единство плоти!

Гермиона судорожно оглянулась по сторонам. Взгляд быстро зацепился за хрустальный флакон в ладони Малфоя. Уже потянувшись за ним, волшебница тихо выругалась и поднялась на ноги. Внутри склянки был яд, и использовать это стекло для пореза означало бы мгновенную смерть. Пришлось навернуть несколько кругов по комнате и порыться в ящиках, прежде чем она наткнулась на коробку, доверху набитую толстыми альбомами и дневниками. Верхушку венчала рамка с колдофото Драко и Люциуса. В момент, когда был сделан снимок, Малфой младший, кажется, учился на четвертом или пятом курсе. Его лицо было практически неотличимо от лица Люциуса, и это почему-то взбесило Гермиону. Бросив на злые высокомерные улыбки последний взгляд, она с размаху приложила рамку об угол шкафа. Послышался треск стекла, и девушка боязливо оглянулась на дверь. Все было тихо.