Подвалы твоего сердца (СИ)

Злость никогда не становится хорошим спутником в поступках, а уж вместе с алкоголем она вовсе распускает руки над волей и совестью. Небольшого щелчка пальцев хватило, чтобы ваза, стоящая на столике между нашими креслами, вдруг накренилась в сторону доходяги Роузера и низвергла на него свое содержимое. Да, хрупкий фарфор разбился, но какое удовольствие я получил от неловкого вздоха Элафии и мокрого костюма кузена! Сорняки рассыпались по полу, но вздорная миссис Малфой вдруг опустилась на колени и принялась собирать их своими тонкими дрожащими руками. Острые шипы кололи её пальчики, однако она не обращала внимания. В её взгляде было столько ужаса, будто на полу раскинулись осколки её жизни, а не жалкие цветы, подаренные Роузером!

Я опередил кузена, который хотел остановить бессмысленные действия Элафии, орошающей белые бутоны своей кровью, и схватил её за запястье, поднимая на ноги. Она здорово разозлила меня, представ перед гостем в таком неприглядном положении. Ни одна миссис Малфой ещё не ползла на коленях ради каких-то нелепых роз, и я не собирался позволять своей супруге становиться первооткрывательницей.

Оставив Роузера на попечение домовых эльфов, я повел супругу в её комнату с намерением запереть там до скончания веков. Она, кажется, вырывалась и что-то возмущенно лепетала, однако я не обращал внимания. Пустота, сосущая мою душу с самого утра, отступала, оставляя лишь какое-то болезненное возбуждение сознания. Кожа на запястье Элафии оказалась куда более приятной, чем у той мисс, к которой я наведывался с утра. Да, та девушка была всего лишь нелепым подобием женственности. Ей было далеко до миссис Малфой, лишь звание которой украшало любую в сто крат!

“Если захотите еще раз встать на колени, дорогая, только скажите мне, и я предоставлю вам такую возможность в куда более полезном деле!” — вот что я сказал Элафии, залечив её раны… Нет! Это говорил тот непонятный радостный гнев, злорадство, алкоголь, но не я! Оставив супругу в одиночестве, я все-таки запер дверь заклинанием. И даже боюсь у себя спросить, зачем.

Совсем недавно, выпроводив недовольного кузена, я приказал домовику разузнать, как там миссис Малфой. Он сообщил, что госпожа плачет.

Мерзкий Роузер»

Драко вскинул брови, откладывая дневник в сторону. Да, наблюдать за действием чар было забавно, однако не тому, кто был от них зависим. Еще из первой записи слизеринец понял, что его прадеду было откровенно наплевать на то, где находится и чем занимается его супруга. Через несколько дней после наложения чар Септимус начал чувствовать «пустоту», но при прикосновении к Элафии ощущения исчезли. Драко надеялся, что на первых стадиях достаточно было простого присутствия рядом.

Итак, следующей метаморфозой стала возникшая внезапно ревность. Пусть прадед и писал, что не понимает сути своего гнева, это было лицемерной ложью. Уверенный в своем превосходстве и неотразимости, Септимус не знал даже названия этого чувства. Может быть, до этого момента он никогда и не ощущал подобного.

Слизеринец, мерно постукивая пальцами по обложке, задумчиво переводил взгляд с одной картины, висевшей в комнате, на другую, хотя даже не заострял внимания на изображенном. Все его мысли витали вокруг действия чар. Сравнивая свои ощущения с теми, что были изложены на бумаге, Драко понимал, что, вероятно, не так сильно подвержен их действию — спасибо крови Грейнджер и тому, что она не его (слава Мерлину!) жена.

Тяга к её телу еще пока не чувствовалась в полной мере, хотя Малфой припоминал, что нагло пялился на гриффиндорку там, в своей комнате, а потом в библиотеке, когда она спала. Но ничего преступного в этом не было, так что Драко позволил себе немного успокоиться. Юноша уверился в том, что все совсем не так, как у его предков. Он найдет способ снять чары или просто выдержать их влияние. Просто ради себя и, как ни странно, Грейнджер. Драко не хотелось, чтобы она считала его Пожирателем до мозга костей, которому до головной боли необходимо причинять другим несчастья.

***

Пообещав себе больше никогда в жизни не сталкиваться с Малфоем, Гермиона упустила одну очень важную деталь: спасение Магического Мира.

Слизеринец так и не появился на занятиях. Конечно, Гермиона была этому невероятно рада, но потом вспомнила о собственном поручении и чуть не застонала от обречения. Это был как раз тот случай, когда что-то не хотелось делать до тошноты и головокружения. Снова идти к Малфою и уговаривать его, словно ребенка, девушка не собиралась. Она хотела оставить для себя хоть каплю и так разбитой гордости.

Кольцо ехидно сверкало, когда гриффиндорка переводила на него тревожный взгляд. Гермионе казалось, что все пялятся на безымянный палец её левой руки, потому прятала кисть под мантией даже на занятиях. Возможно, эти действия слегка отдавали паранойей, но лишняя осторожность еще никому не мешала, как считала сама носительница древней реликвии Малфоев.