Подвалы твоего сердца (СИ)

Однако даже просветление в небе ничуть не радовало Гермиону. В башне царила по-настоящему ледяная атмосфера. Студенты зябко ежились, ощущая, как мурашки табунами бегают по их спинам. Староста школы гордо восседала в центре гостиной, честно пытаясь вникнуть в книгу по магическим артефактам. Девушка вот уже который день пыталась найти хоть какую-то зацепку, чтобы начать работу по уничтожению связывающих чар, однако все её попытки были тщетными. Вот и сейчас, когда она уже десятый раз пробегалась глазами по строчкам с описанием редких ювелирных артефактов, её мысли то и дело отвлекала непрекращающаяся болтовня Браун и Парвати. Они, не замолкая ни на минуту, болтали о завтрашней вечеринке и своих нарядах. Гермиона недоумевала, как возможно говорить про одно и то же вот уже час.

— Эй, — её окликнула Джинни, по всей видимости, не замечающая раздражения подруги.

— А ты уже выбрала то, в чем пойдешь?

— Ради бога, Джинни, — простонала Гермиона. — Если я услышу еще хоть слово про наряды, меня стошнит.

Сдавленный смешок Лаванды ударил в спину не хуже острого наконечника стрелы. Гермиона раздраженно зажмурилась. Было ясно, что Браун с какой-то стати чувствует превосходство над ней, хотя причин на это совершенно не было.

— Что и ожидалось от зубрилы, — тихо добавила Парвати, предполагая, что Гермиона её не услышит.

— К счастью, я могу похвастаться не только наличием женских признаков, но и мозгами, поэтому у меня нет необходимости выставлять все свои прелести только потому, что больше выставлять нечего, — резко отчеканила гриффиндорка, захлопывая книгу и поднимаясь с места. Джинни смотрела на неё удивленно и непонимающе. Гермиона искренне надеялась, что подруга не примет эти слова на свой счет.

— А вот я думаю, что как раз таки кроме своих мозгов ей нечем похвастаться, — все тем же псевдотихим шепотком хмыкнула Лаванда, догадавшись, что прошлый выпад был обращен к её персоне.

Гермиона не стала отвечать. Она всегда считала женские перепалки сущей глупостью. Забрав книгу, девушка решительно вышла из гостиной, намереваясь посетить библиотеку. В тишине и уединении всегда думалось лучше. Наверное, у всех здравомыслящих людей мог бы возникнуть вопрос, почему же Гермиона не направилась в библиотеку, а осталась в шумной гостиной Гриффиндора. Тем не менее, ответ был прост: волшебница не хотела оставаться в одиночестве. Когда вокруг не было ни души, в её голову, словно скрывающиеся от толпы преступники, заползали разные ненужные мысли. Под разряд ненужных попадали и размышления об отношениях с Роном. На удивление себе, Гермиона, даже имея возможность все вернуть, не хотела этого. Только сосущее чувство чего-то утраченного гложило сердце, и это постоянно выводило из себя. Рон словно исчез или испарился, и в голове прочно засело убеждение в том, что он никогда не вернется, а если это и произойдет, то все уже никогда не будет по-прежнему. Только сложнее и мучительнее. Однако главный враг чувств — здравомыслие, каждодневно на протяжении долгих часов донимал Гермиону. Она не понимала, как могла так просто разжать пальцы, отпустив Рона. Гриффиндорка признавала, что любила его, и это было настоящей правдой. Тогда почему она не металась в попытках снова возобновить отношения? Ей стоило бы подумать над качеством своей любви к Уизли, но развивать мысли в подобном русле совершенно не хотелось, потому что голова начинала раскалываться от сложных, долгих и бесплодных умозаключений. Легче не становилось.

Гермиона, погрузившись в привычно закольцованные рассуждения, миновала несколько коридоров и остановилась у прохода, ведущего к больничному крылу. Нахмурившись и прижав книгу к груди, девушка шагнула в сторону, сбиваясь с намеченного пути. Почти на интуитивном уровне она ощущала желание узнать о состоянии Малфоя. Он должен был сменить повязки сразу после матча. Вопиющая неосторожность! Гермиона злилась, вспоминая об окрасившихся кровью бинтах. К счастью, застрявшие в голове неприятные картины перебивали то странное ощущение, которое она испытала, находясь так близко со слизеринцем, в тот вечер явно перебравшим алкоголя.

Девушка ненавидела, когда пренебрегали её усилиями, а Малфой только и делал, что сводил её заслуги к нулю. Завтра должна была состояться финальная игра между факультетами Гриффиндора и Слизерина. В прошлом промежуточном матче Пуффендуй ожидаемо проиграл, так что на поле выходили два сильнейших факультета. Как ни странно, Гермиону совсем не волновал исход битвы. Война выбила из неё весь детский кичливый азарт, и квиддич стал не более, чем малозначительным соревнованием между разрозненными факультетами. Но вот состояние Малфоя заставляло волшебницу почти каждый час задумываться над тем, как будет складываться игра. Он ранен, и, по-хорошему, должен отсиживаться на трибунах, а не рассекать воздух на опасной высоте. Гермиона объясняла своё волнение исключительно влиянием чар и ответственностью перед директором. Это позволяло держать голову гордо, когда она волновалась за своего заклятого врага и бывшего Пожирателя.