Подвенечное платье

Анфиса искренне восхищалась энергичностью мужчин, которые ни минуты свободного времени не проводили в праздности. Ум их ежесекундно был занят решением множества вопросов. За столом более не было неловкого молчания, и Анфиса даже, казалось, поняла, отчего дети купца принимали пищу отдельно от взрослых. Это не купец избегал их по неведомой причине, на самом деле, Еремеев таким образом лишь проявлял заботу, понимая, какими скучными будут для девочек разговоры за столом. Однако, увидев Лизу за обедом, купец, казалось, искренне обрадовался и первые десять минут изо всех сил старался поддерживать пустяковую беседу о преимуществах туши перед акварелью. Но затем, получив очередное письмо от лакея (а письма нынче шли нескончаемым потоком), не без сожаления снова вернулся к обсуждению дел с Александром.

При этом управляющий очевидно старался держать дистанцию между собой и купцом, не позволяя себе обсуждать за столом что-либо, кроме работы. Анфисе все более и более казалось, что Александр, как и она сама, в чем-то подозревает Еремеева, и присматривается к нему, надеясь заметить в поведении что-то необычное.

***

Спустя несколько дней одно чрезвычайное происшествие действительно заставило Анфису заподозрить Еремеева в жестокости. Случилось это, когда экономка подала хозяину какой-то конверт, сообщить о котором, по всей видимости, требовалась намного раньше. Не стесняясь в выражениях, купец с четверть часа распекал нерадивую экономку за оплошность, после чего запретил ей принимать хоть какие-то письма от его имени, велев в его отсутствие сразу же передавать всю корреспонденцию Александру.

В гневе Еремеев был страшен, казалось, вокруг него сгущалась туча, из которой то и дело молниями выстреливали самые обидные и точно попадающие в цель слова. К своему удивлению, Анфисе даже стало жаль Глафиру Матвеевну. При всей нелюбви девушки к этой высушенной как сухофрукт особе, ей было сложно поверить, что какое-то письмо может послужить достаточной причиной для такого гнева.

Весь день после инцидента Анфиса, как и все прочие в доме, предпочитала не попадаться Еремееву на глаза, но неизбежно наступило время ужина, и девушке пришлось снова спуститься в столовую.

Экономки за столом не было, сидели лишь Еремеев и, по всей видимости, только что вернувшийся из торгового дома Александр. Анфиса с Лизой зашли в комнату, когда разговор между мужчинами уже начался:

– Как же это так, Петр Иванович? Никакого уведомления от Кайсарвова к нам в контору до сих пор не поступило.

– В том то и дело, что договор с Кайсаровым заключен не на торговый дом, а лично со мной, так сказать, в частном порядке и под личную мою гарантию. Не поверишь, басурманин этот и уведомление прислал, как положено, ровно за месяц на мое имя, еще и подписал «Моему старейшему другу». Глафира, чтоб ей вконец пусто было, решила, что письмо это к делам отношение не имеет, а потому в Москву мне его пересылать не стала. Она бы и сегодня о нем не вспомнила, если бы из дома Кайсаровых не пришло напоминание об ужине в честь их с супругой годовщины.

– Так, может, это наш счастливый случай? Если вы сами лично к нему придете, он не посмеет отказать…

Купец, весь день пребывавший в самом отвратительнейшем расположении духа, сжал правую руку с вилкой в кулак, но, взглянув в распахнутые от страха глаза дочери, сдержался и медленно разжал пальцы:

– Не могу я сейчас на людях показаться. Пока исчезновение Татьяны – это только слухи. Мерзкие, но слухи. Если я появлюсь у Кайсаровых, вопросов избежать не удастся. Ты к нему поедешь.

Желание купца держать исчезновение Тани в секрете показалось Анфисе крайне странным. Она была уверена, что чем больше людей будут в курсе происшествия, тем выше шансы, что Татьяну рано или поздно удастся найти. Но купец, видимо, действительно верил, что Татьяна сбежала из дома по собственной воле и, вероятно, надеялся утаить происшествие от общества и попытаться спасти репутацию дочери.

Александр равнодушно кивнул.

– Когда состоится ужин?

– Послезавтра. Сегодня пришло письмо с напоминанием, чтобы уточнить число гостей. Cамо приглашение доставили еще до моего возвращения.

Анфиса с трудом понимала, о чем шла речь, но чем дольше она вслушивалась в разговор мужчин, тем очевиднее становился масштаб проблемы. Кайсаров – крупнейший в Петербурге, да и пожалуй, во всей империи поставщик выделанной кожи. У него торговый дом Еремеева уже много лет заказывал кисеты и прочую упаковку для экзотических специй, чая и кофе. Фирменная упаковка Еремеевых стала отличительным знаком его товаров и менять ее в преддверии рождественских праздников, учитывая обширную географию предприятий, не представлялось возможным.