Подвеска пирата

— Не знаю, кто эти несчастные, — сказал Клаус Тоде. — Но неподалеку отсюда мы нашли брошенную стоянку с остатками большой палатки из парусины, прохудившийся котел, сломанную шпагу, сработанную в Толедо, судя по клейму мастера, старую аркебузу и несколько испанских монет.

— Испанцы... — Карстен Роде покачал головой. — Великие мастера помучить человека. Недаром наш бывший адмирал, Френсис Дрейк, точил на них зуб.

— Назовем это место Островом Семи Скелетов, — предложил Литвин.

— Можно и так, — согласился Голштинец. — Хочется верить, что мы сюда больше никогда не вернемся. Наш путь лежит в Карибское море. Судя по рассказам, что я слышал о нем, там — закрома, набитые золотом, откуда черпать не перечерпать. Найдется, куда приложить силы.

На этом «экскурсия» и закончилась. Все меткие стрелки пошли охотиться, а остальные продолжили подготовку к самому важному этапу в жизни «Русалки» — спуске на воду. Для этого был прокопан неглубокий канал длиной в добрую сотню шагов от корабля до самой воды, чтобы прилив гарантированно снял его с отмели. Когда наступило время прилива, все с большой тревогой взялись за канаты, чтобы помочь пинку. Многие молились.

Но все страхи оказались напрасными. Прилив был высоким. Он поднял «Русалку», как перышко. Матросы дружно натянули канаты, и вскоре пинк тихо покачивался на глубокой воде посреди бухты, а корабельный плотник и его помощники могли продолжить ремонтные работы.

Гедрус Шелига отправился вместе с охотниками. Он шел и удивлялся: как голландцы смогли здесь прожить почти два года? Место явно было не райским — никаких фруктовых деревьев, хотя красотой остров не обделен. Клаус Тоде, вызвавшийся быть проводником, рассказывал, как им приходилось есть все, что можно и что нельзя — пресноводных птиц, до которых смогли добраться, съедобные корни, цветы, морских моллюсков... Огромные черепашьи панцири и осколки яиц валялись на каждом шагу.

Охота сладилась. К концу второй недели пребывания на Острове Семи Скелетов запасы солонины в трюме значительно пополнились. По совету бывалого боцмана, козье мясо коптили и вялили. От этого его вкус стал просто превосходным.

Наконец в один из дней на «Русалке» подняли якорь, и судно вышло на океанский простор. Посвежевшие и набравшие вес голландцы, заменили поморов в управлении кораблем. Потомственные моряки сильно стосковались по парусам и свежему ветру, поэтому в эйфории лазали по вантам как обезьяны...

* * *

Дон Эстебан де Айяла, капитан небольшого двухпалубного галеона «Консепсьон», был в отчаянии. Страшный шторм, длившийся почти пять дней, разбросал суда конвоя в разные стороны, и «Консепсьон» оказался посреди безбрежного океана один-одинешенек. Да ладно бы так, но беда, как известно, не приходит одна. Во-первых, во время бури смыло за борт опытного штурмана, а во-вторых, ураганный ветер порвал паруса, и теперь галеон еле полз на тех, что остались. Галеоны вообще считались тихоходами, ими трудно было управлять, и они не могли идти против ветра или в крутой бейдевинд[122]. Поэтому, пока парусных дел мастер не сошьет новый парус, «Консепсьон» и дальше будет плыть, словно старое корыто.

Единственной надеждой дона Эстебана де Айялы при встрече с вражеским кораблем были двадцать четыре орудия. Обычно после артиллерийской дуэли все заканчивалось сдачей полуразрушенного и обессиленного противника на милость испанцев еще до абордажа.

— Дон Эстебен! — В каюту капитана вошел вахтенный офицер «Консепсьона». — Нас догоняет какое-то судно.

— Не мудрено... — буркнул дон Эстебан де Айяла. — Наши трюмы забиты доверху, а мы плетемся как тельная корова. К тому же от грота[123] остались одни клочья. — Тут ему в голову пришла другая, более светлая мысль, и он с надеждой спросил: — Кто-то из наших?

— Не похоже. Скорее нет, чем да.

— Вы что, на марс поставили слепого?! — рассердился капитан. — Или он не в состоянии разобраться, чей флаг над кораблем?

— Флаг он рассмотрел. Но... — Тут вахтенный офицер заколебался. — Но я не знаю, какому государству он принадлежит. Возможно, это пираты.

Определить противника в море всегда было трудной задачей. Королевские корабли обычно несли опознавательные знаки на главных парусах: английские — розу Тюдоров, испанские — католический крест. Каперы чаще всего поднимали государственный флаг той страны, которая выдала им лицензию. Но флаг все равно не давал полной гарантии опознания принадлежности судна. Ради возможности спокойно приблизиться к противнику часто демонстрировались чужие государственные флаги. Подойдя вплотную, корабль поднимал свой настоящий флаг, что по морским законам давало основания начать бой. Поэтому наиболее разумным было считать все встречающиеся на пути корабли вражескими, особенно во время войны. А судно без национального флага однозначно считалось пиратским.

— Точнее не можете сказать?! — разозлился капитан.

— На неизвестном судне, по словам марсового, поднят бело-зеленый флаг.

— Это флаг Саксонии! Чему вас учили, Родригес? Но что тут делают саксонцы? Ведь они дальше Балтики носа не суют.