Подвеска пирата

— Как ты мог такое подумать! — возмутился Горн.

— А вот подумал. Если каперы узнают, что я помог вам поймать одного из них, на Балтике мне делать будет нечего. За мной начнется охота, и каждый из вольного морского братства сочтет своей кровной обязанностью принести на общий совет мою голову, отделенную от туловища.

— Но вы ведь живете друг с другом как кошка с собакой!

— Да, часто так оно и есть. Однако это НАШИ разборки. Они посторонних не касаются. Удар шпагой за обиду, дуэль кораблей при случае — такое бывает. Но чтобы выдать товарища властям, — неважно какой страны — это уже преступление. Оно очень строго карается по законам нашего кодекса.

— У вас есть законы? — удивился Хенрик Горн.

— Ваша милость, у нас есть не только законы и определенные правила, но даже такое понятие, как честь, как это ни смешно.

— Дьявол! — воскликнул крайне огорченный швед. — Ты просто убиваешь меня. И что мне теперь делать с этим Карстеном Роде?!

Ендрих Асмус вдруг сильно побледнел. Он быстро плеснул в свою кружку добрую порцию рома и выпил ее одним залпом. А затем спросил вмиг охрипшим голосом:

— Вы имеете в виду Голштинца?

— Не знаю, кто он — датчанин, голштинец... — это не суть важно. Но этот сукин сын много горячего сала залил нам за шкуру. Если остальные каперы лишь щипают купеческие караваны, то этот разбойник потрошит их как повар кур.

— Сколько?..

Хенрик Горн, намеревавшийся продолжить свои горестные излияния, запнулся на полуслове. Он посмотрел на поляка и увидел, что лицо Ендриха Асмуса исказила злоба. «Эге, дружище, да ты неровно дышишь к каперу московитов, — подумал швед. — С чего бы? Не верится, что это крайнее проявление патриотизма. Похоже, здесь замешано личное...».

— Значит, ты согласен на мое предложение?

— Сколько?.. — опять прохрипел пират.

При всей своей ненависти к Карстену Роде, поляк не забыл о денежном вопросе. Ведь его команде нужно было платить, иначе она и пальцем не шевельнет, чтобы исполнить прихоть капитана. Весьма опасную прихоть, если уж начистоту. И тем более никто не будет гоняться за Голштинцем, «подвиги» которого были у всех морских разбойников на слуху.

Великолепный побег Карстена Роде из плена на собственном пинке польский пират воспринял как личное оскорбление. В ярости он застрелил вахтенного, приказал поднять паруса и отправиться в погоню. Увы, его команда была в таком состоянии, что о работе со снастями не могло быть и речи. Это и сказал ему Кшиштоф Бобрович, удерживающийся на ногах лишь силой воли. Ендрих Асмус едва не убил тогда своего захмелевшего лейтенанта, но, хвала Христу и Деве Марии, вовремя опомнился.

Когда до Ендриха Асмуса дошли слухи, что Карстен Роде снова занялся каперским промыслом, приунывший было поляк воспрянул духом в надежде на встречу с Голштинцем. Он собрал всю свою пиратскую эскадру из пяти боевых единиц, и вышел в море с одной-единственной целью: головой Роде. Благо у того было всего три корабля, как донесли поляку его агенты на Борнхольме.

Однако вскоре эту затею пришлось оставить. Потому что охотник запросто мог превратиться в зайца — у Карстена Роде появилась целая флотилия почти из двух десятков хорошо вооруженных и оснащенных кораблей, которая постоянно получала пополнение. Как-то Ендрих Асмус все-таки встретил каперов царя Московии, но, едва завидев их зеленые флаги с черным двуглавым орлом, тут же приказал изменить курс и ушел под защиту польских батарей, расположенных на суше...

— О цене мы договоримся, — осторожно ответил Хенрик Горн.

Швед сообразил: у него появился отличный шанс поторговаться. Похоже, у поляка какие-то личные счеты с капером московитов. А это значит, что он готов хоть даром взяться за исполнение замысла Хенрика Горна. Но королевский советник, сам опытный военачальник, прекрасно понимал, что без финансовой и военной поддержки усилия пирата окажутся бесплодными.

— Добро! — решительно сказал Ендрих Асмус. — Тогда выкладывайте, ваша милость, свои соображения.

Хенрик Горн наклонился к поляку и, понизив голос, словно боясь, что его подслушают, начал излагать свой план...

* * *

Портовый городок Ренне на острове Борнхольм, где находилась резиденция наместника Киттинга, славился тремя вещами: копченой селедкой, сыром с голубой плесенью и... дешевыми товарами, которые сбывали каперы после удачных нападений на купеческие караваны.

Сельдь коптили по специальному рецепту еще дедовских времен: ее потрошили, нанизывали на специальные штыри и около двух суток выдерживали в душистом дыму тлеющей черной ольхи, древесина которой пропитывалась морской солью.

Что касается сыра, то это был наипервейший деликатес, присутствие которого на столе датского короля Фердинанда II считалось обязательным. Секрет его приготовления знали очень немногие, что было бо?льшей тайной, нежели сведения о месте, где зарыли свое золото тамплиеры. К слову сказать, старинную карту, с указанием захоронения сокровищ рыцарей Храма за огромные деньги предлагали иностранцам почти в каждой портовой таверне острова.