Въ собранской столовой кончили ужинать. Почти вс офицеры разошлись по палаткамъ. Свчи были погашены. Только на одномъ конц длиннаго стола, гд горлъ лампiонъ, осталась небольшая группа. Тамъ смотрли, какъ неизвстно откуда прилетвшая большая ярко голубая блестящая бабочка билась крыльями о стекло лампiона. Въ противоположномъ углу въ темнот, Фирсъ Агафошкинъ у самовара перетиралъ стаканы. Никто изъ сидвшихъ у стола не замтилъ, какъ въ этотъ темный уголъ прошелъ изъ лагеря Ранцевъ. Онъ не хотлъ тревожить офицеровъ и, сдлавъ Фирсу знакъ, чтобы онъ не докладывалъ о его приход, спросилъ себ стаканъ чая и слъ въ углу, издали наблюдая за бабочкой.
— Первый встникъ на Россiйскiй островъ, — сказалъ Парчевскiй, стоя слдившiй за порханiемъ бабочки.
— Господинъ полковникъ, мы должны спасти ее и не дать обжечь ея прекрасныя крылышки, — сказалъ князь Ардаганскiй.
— Какъ вы думаете, какъ и откуда она могла попасть къ намъ? — сказалъ Кобылинъ. Его голосъ былъ нженъ. Казалось, что это сказала груднымъ низкимъ голосомъ женщина.
— Втромъ могло принести куколку. И вотъ это первое существо, родившееся на острову, — сказалъ Парчевскiй.
— Я, господа, видалъ мышей, — сказалъ Ферфаксовъ.
— Ну эти попали съ ящиками съ мукой со «Мстителя». Он того же порядка, что и мы. Но бабочка… Откуда она?…
— Какъ интересно наблюдать зарожденiе флоры и фауны на острову, гд нсколько лтъ тому назадъ ничего не было.
— Такъ когда то было и на всей нашей земл.
— Да, если врить матерiалистамъ и считать теорiю Дарвина за непреложную истину.
— Но она давно уже опровергнута. Ей врятъ только такiя тупицы, о которыхъ, помните, намъ разсказывалъ полковникъ Субботинъ.
Ферфаксовъ, наконецъ, поймалъ бабочку и бережно передалъ ее Ардаганскому.
— Отнесите ее осторожненько, Михако, подальше и положите въ траву, да крылышки ей не помните.
— Однако, господа, откуда нибудь все это берется? Какая то теорiя зарожденiя видовъ должна быть, — сказалъ Кобылинъ.
Ферфаксовъ быстро обернулся къ говорившему. Милое смущенiе загорлось на его смугломъ, не старющемъ лиц.
— Какъ какая то теорiя, — сказалъ онъ срывающимся отъ волненiя голосомъ. — Не теорiя, но точное знанiе. Жизнь всему живущему послалъ Тотъ, о Комъ поетъ псалмопвецъ Давидъ: — «Господь творитъ все, что хочетъ, на небесахъ и на земл, на моряхъ и во всхъ безднахъ. Возводитъ облака отъ края земли, творитъ молнiи при дожд, изводитъ втеръ изъ хранилищъ Своихъ…». [8]
— Втеръ изъ хранилищъ, — съ глубокою иронiей сказалъ Мишель Строговъ. — Какой же авторитетъ Давидъ… Да и былъ ли онъ когда?…
Ферфаксовъ смутился. Этотъ самоувренный молодой человкъ не нравился Ферфаксову, но оборвать его онъ при своей тонкой деликатностй не могъ. Какъ оборвать?… Онъ былъ сыномъ полковника Нордекова, съ кмъ онъ вмст пережилъ такiя страшныя и незабываемыя минуты на берегу Сены. Ферфаксовъ зналъ всю исторiю Мишеля. Онъ жаллъ его. Сколько разъ онъ хотлъ подойти къ его ожесточенному сердцу съ тихими словами любви и участiя и понималъ, что разобьются его слова о насмшливую самоувренность и холодную самовлюбленность Мишеля.
Парчевскiй замтилъ смущенiе Ферфаксова и поспшилъ ему на помощь.
— Бросимъ вс эти такъ давно всмъ надовшiе споры о мiрозданiи. Какъ мудро придумалъ капитанъ Немо, устроивъ нашу базу на этомъ никому невдомомъ острову.
— He нахожу, — быстро и зло сказалъ Мишель.
Вс примолкли. Съ нкоторою растерянностью смотрли на самаго молодого изъ нихъ, такъ смло оспаривавшаго ихъ.
— Прежде всего, — осмлвъ отъ молчанiя, продолжалъ Мишель, — селить на остров одного этого старика Кубанца было совсмъ не осторожно… Онъ могъ за этотъ годъ сто разъ въ ящикъ сыграть и тогда бы кто сталъ Россiйскiй флагъ поднимать. Это разъ… — Мишель гордо оглянулъ всхъ. Онъ казался самому себ удивительно умнымъ и проницательнымъ. — Другое — и самый то этотъ островъ — ерунда съ масломъ. Вундерлихъ говорилъ, что онъ выдвинулся изъ океана вслдствiе землетрясенiя лтъ восемь, десять тому назадъ. Ну разв не легкомысленно селиться на такомъ острову? Онъ можетъ такъ же свободно, какъ вынырнулъ изъ воды и нырнуть подъ воду, и со всми нами… Какая же эта база?…
— Но этотъ островъ, — внушительно и строго сказалъ капитанъ Волошинъ, — лежитъ на 2°10' 11» южной широты и на 22°32' 18» западной долготы отъ Гринвича. Онъ находится вн какихъ бы то ни было судовыхъ рейсовъ. Наше пребыванiе на немъ невозможно открыть. А это въ нашемъ дл самое важное… A то, что онъ можетъ или не можетъ обратно опуститься — это дло десятое. Вулканъ давно потухъ. Землетрясенiя не можетъ произойти. Вы этого, молодой человкъ, не учитываете.