Подвиг

— Я бы хотлъ быть такимъ, какъ Ранцевъ, — сказалъ корнетистъ Ковалевъ. — Бднымъ, но честньшъ. Рыцаремъ… Офицеромъ…

Спорить было безполезно. Эти люди никогда не поняли бы его. Надо было молчать. Кругомъ шла дятельная жизнь и хотлъ или не хотлъ Мишель, она втягивала его въ себя и заставляла работать, молча, стиснувъ зубы, затаивъ въ себ месть Ранцеву и всмъ этимъ Донъ-Кихотамъ, какъ называлъ Мишель всхъ офицеровъ острова.

Съ необыкновеннымъ, суровымъ педантизмомъ Ранцевъ наблюдалъ, чтобы вс люди были на занятiяхъ, а занятiя шли согласно съ составленнымъ имъ росписанiемъ. Для большинства, прошедшаго Галлиполiйскую Кутеповскую школу, этотъ педантизмъ не былъ ни страшенъ, ни новъ. Отъ него, правда, отвыкли. Онъ показался по началу тяжелымъ, но незамтно впряглись въ работу, и время полетло съ невроятною быстротою. Некогда было задумываться и критиковать, да и критиковать было нелегко: — все было разумно поставлено.

Въ четыре часа утра трубилъ горнистъ или билъ барабанщикъ «побудку» и въ темнот тропической ночи, разсянной горящими на лагерной линейк четырьмя высокими фонарями, подъ темносинимъ пологомъ кеба, усяннымъ незнакомыми, большими и яркими звздами экватора, люди умывались, строились на общую молитву противъ прекраснаго отряднаго образа, потомъ шли въ столовую, гд получали чай и утреннiй завтракъ.

Въ пять часовъ утра вс были на работахъ. Одни шли въ ангары, другiе въ мастерскiя, остающiеся люди Нордековской роты строились на ученье. Еще въ темнот занимались гимнастикой. Въ шесть часовъ съ восходомъ солнца шли на ротное ученье. Это было чаще всего ршенiе тактической задачи на мстности, причемъ иногда изъ роты длади обозначенный батальонъ или цлый полкъ и проходили съ нимъ вс стадiи наступленiя или обороны. А то шли упражняться въ стрльб изъ винтовокъ и пулеметовъ, въ метанiи простыхъ и газовыхъ ручныхъ гранатъ. Ученье кончалось и расходились: одни къ профессору Вундерлиху обучаться установк и управленiю его газовыми аппаратами, другiе съ полковниками Субботинымъ и Ястребовымъ изучали совтскiй бытъ, затверживали свои совтскiя имена и свое прошлое, согласно съ новыми паспортами. Въ одиннадцать часовъ былъ обдъ-на славу кормилъ Нифонтъ Ивановичъ — посл обда до трехъ часовъ отдыхали, предаваясь полуденной съест жаркихъ странъ. Въ три часа подъ навсомъ, на легкомъ сквозняк у громкоговорителя слушали чтенiе по радiо Парижскихъ газетъ. Это была связь съ оставленнымъ мiромъ.

На одномъ изъ первыхъ чтенiй узнали о гибели не далеко отъ большихъ Антильскихъ острововъ парохода «Немезида», перевозившаго на острова Галапагосъ, кинематографическую труппу общества «Атлантида». Вся Русская колонiя была взволнована этимъ несчастiемъ. Во всхъ церквахъ Парижа, Медона, Лiона, Блграда, Софiи и въ другихъ мстахъ Русскаго разсянiя служили панихиды по погибшимъ. Служили панихиду и въ томъ мстчек, гд была вилла «Les Coccinelles». И жутко было слушать о себ, живыхъ, какъ объ умершихъ. Но самое страшное было, что газеты занялись этимъ одинъ, два дня, а потомъ и забыли, какъ будто бы никого изъ погибшихъ и не было на свт. Но вспомнили, что такъ же скоро примирились съ гибелью Кутепова, и въ этомъ нашли грустное, философическое успокоенiе. И думали лишь о томъ, помнили ли о нихъ по крайней мр ихъ жены, матери и дти?…

Мишель Строговъ подмтилъ впечатлнiе, произведенное на слушателей этимъ извстiемъ и запомнилъ его.

Bo время слушанiя громкоговорителя пили чай и прохладительные напитки, посл разбивались по отрядамъ и шелъ практическiй урокъ совтскаго быта.

Полковникъ Субботинъ ходилъ взадъ и впередъ по палатк, гд на скамьяхъ сидли люди «экиповъ».

— Прежде всего запомните, что несмотря на всю ту чепуху, которой старались большевики повернуть мозги на бекрень Русскому народу, имъ это никакъ не удалось. Вы прiдете все таки въ Россiю. Въ Россiю, бдную, озлобленную, грязную, голодную, но Россiю, и найдете въ ней не коммунистовъ, но Русскихъ. He бойтесь мелкихъ ошибокъ въ совтской терминологiи, ея и сами совтскiе граждане далеко не вс знаютъ. Конечно, лучше навсегда усвоить то, что усвоили и къ чему привыкли въ совтской республик. Тамъ нтъ второго и третьяго классовъ, но есть твердые и мягкiе вагоны…

— Какое фарисейство, — сказалъ Парчевскiй.