Четко и ясно, такъ, что каждое слово можно было разобрать, плъ Баянъ — Собиновъ:
— Подумать только, — тихо сказалъ Шулькевичъ, этo слушаютъ въ совтской Москв!
А Баянъ уже отвчалъ хору:
Въ комнат темнло. Майскiй вечеръ надвигался, Немо поднялся, чтобы хать. Лагерхольмъ сказалъ ему:
— Подождите, если можете, до конца дйствiя. Самое главное впереди. Мн есть чмъ похвастать передъ вами.
Капитанъ Немо покорно слъ.
Дйствiе кончалось. Шелъ финалъ перваго акта. Мощнымъ басомъ призывалъ Свтозаръ:
Еще оркестръ давалъ послднiе аккорды, какъ деревянно защелкалъ аппаратъ — раздались апплодисменты. И сейчасъ же, заглушая ихъ изъ той же мембраны, что передавала оперу, которую играли въ Москв послышался молодой, изступленный, восторженный голосъ:
— Богъ будетъ воевать съ безбожниками… Онъ истребитъ ихъ огненнымъ дождемъ… Вся вода обернется кровью… Зачмъ гноитесь въ кол-хозахъ?… Рвите жидовскiе путы. Берите свободу, станьте надъ коммунистами. Россiя безъ Царя?… Это невозможно… Этого никогда не будетъ!..
Дальше ничего не было слышно. Пошли перебои, трескъ и щелчки.
— Глушатъ аппаратъ, — сказалъ спокойно Лагерхольмъ. — Они никогда не догадаются. кто и гд говоритъ это.
Капитанъ Немо внимательно посмотрлъ въ глаза Лагерхольму.
— Послушайте, — сказалъ онъ, — неужели то, о чемъ вы мн говорили, вамъ, наконецъ, удалось? Вдь ры сами тогда считали, что это почти невозможно.
— Да, почти… Теорiя отраженныхъ волнъ была совсмъ неразработана. И мн пришлось много, очень много поработать, прежде чмъ я достигъ тхъ результатовъ, что вы видите здсь. Это говоритъ на верху нашъ пропащiй актеръ Ваничка Метелинъ. Его голосъ, какъ въ зеркал отражался въ Московскомъ аппарат, поставленномъ въ Большомъ театр и мы заставляемъ совтскiй аппаратъ работать для насъ.
— Это великолпно, — съ силою сказалъ капитанъ Немо. — Это одно изъ величайшихъ вашихъ изобртенiй въ области радiографiи. Вы это давно начали здсь?
— Я работаю дней пять. Но я долженъ быть крайне осторожнымъ, чтобы французская станцiя, на бду она такъ недалеко отъ насъ, не уловила своими стями мсто нашей станцiи. Конечно, въ этомъ лсу насъ не сразу найдутъ, да и лсники насъ предупредятъ. Мы все успемъ припрятать и даже уйти изъ лса. За все отвтитъ отецъ еодосiй.
— Богъ не допуститъ, — кротко и распвно проговорилъ стоявшiй въ углу монахъ. — Господь оборонитъ и не дастъ дiаволу посмяться надъ нами.
Капитанъ Немо всталъ и, протягивая руку Лагерхольму, сказалъ:
— Я не ошибся въ васъ… Вы генiальны… Я не спрашиваю васъ, какъ вы достигли этого. Это ваша тайна. Но я понимаю, какое страшное значенiе будетъ имть оно на войн. Вы заставите аппараты противника говорить все то, что скажете вы у себя. Вы собьете вс планы, уничтожите вс распоряженiя…
— Своимъ изобртенiемъ, — нсколько торжественно сказалъ Лагерхольмъ, — я привелъ къ нолю значенiе радiо телеграфа на войн. Это, какъ ваши лучи, взрывающiе аэропланы… Все это упрощаетъ войну… Богъ дастъ — сдлаетъ ее невозможною. Такъ же, какъ и вы, — внушительно добавилъ финнъ, — я работаю для мира. И вс мои изобртенiя, какъ и изобртенiя всхъ насъ — это война — войн!
XIV
Теплая майская ночь наступила. Капитанъ Немо и Ранцевъ, провожаемые Лагерхольмомъ, Шулькевичемъ, Ваничкой Метелинымъ и отцомъ еодосiемъ вышли изъ лсного дома и сли на лошадей.
Луна молодякъ торчала надъ лсомъ. Часто вспархивали фазаны, пугая лошадей тревожнымъ крикомъ и шумомъ крыльевъ. Блесая пелена тумана стлалась надъ папоротниковыми полянами. Небо было глубоко и прозрачно. Лсные звуки были полны неразгаданной тайны.
То, что видлъ эти дни Ранцевъ глубоко его волновало. Такъ все это было необычайно и, пожалуй, страшно. Какъ устроилъ Немо, что въ кипящую, суетящуюся жизнь Францiи вклеилъ, вклинилъ незамтно свою жизнь? Вставилъ мощно работающую невидимую организацiю, которой никто еще не доискался.