Моросило, горы были видны только до половины, когда, въ шарабанe, среди тюковъ, корзинъ и тучныхъ женщинъ, онъ прieхалъ въ деревню, отъ которой было десять минуть ходьбы до дядинаго дома. Софья Дмитрiевна знала, что сынъ скоро долженъ прieхать, - третiй день {191} ждала телеграммы, съ волненiемъ думая, какъ поeдетъ его встрeчать на станцiю въ автомобилe. Она сидeла въ гостиной и вышивала, когда услышала изъ сада басокъ сына и тотъ его круглый, глуховатый смeхъ, которымъ онъ смeялся, когда возвращался послe долгой разлуки. Мартынъ шелъ рядомъ съ раскраснeвшейся Марiей, которая старалась выхватить у него чемоданъ, а онъ его на ходу все перемeщалъ изъ одной руки въ другую. Сынъ былъ съ лица мeдно-теменъ, глаза посвeтлeли, отъ него дивно пахло табачнымъ перегаромъ, мокрой шерстью пиджака, поeздомъ. "Ты теперь надолго, надолго", - повторяла она счастливымъ, лающимъ голосомъ. "Вообще - да, - солидно отвeтилъ Мартынъ. - Только вотъ недeли черезъ двe мнe нужно будетъ съeздить по дeлу въ Берлинъ, - а потомъ я вернусь". "Ахъ, какiя тамъ дeла, успeется!" - воскликнула она, - и дядя Генрихъ, который почивалъ у себя послe завтрака, проснулся, прислушался, поспeшно обулся и спустился внизъ.
"Блудный сынъ, - сказалъ онъ входя, - я очень радъ тебя видeть опять". Мартынъ щекой коснулся его щеки, и оба одновременно чмокнули пустоту, какъ было между ними принято. "Надeюсь - на нeкоторое время?" спросилъ дядя, не спуская съ него глазъ, и ощупью взялся за спинку стула, и сeлъ, растопыривъ ноги. "Вообще - да, - отвeтилъ Мартынъ, пожирая ветчину, - только вотъ недeли черезъ двe мнe придется съeздить въ Берлинъ, - но потомъ я вернусь". "Не вернешься, - сказала со смeхомъ Софья Дмитрiевна, знаю тебя. Ну, разскажи, какъ это все было. Неужели ты правда пахалъ, и косилъ, и доилъ?" "Доить очень весело", - сказалъ Мартынъ, и показалъ {192} двумя разставленными пальцами, какъ это дeлается (какъ разъ доить коровъ ему въ Молиньякe не проходилось, - былъ для этого его тезка, Мартэнъ Рокъ, - и неизвeстно, почему онъ сначала разсказалъ именно объ этомъ, когда было такъ много другого, подлиннаго).
Утромъ, взглянувъ на горы, Мартынъ снова, на тотъ же нeсколько всхлипывающiй мотивъ, подумалъ: "Прощай, прощай", - но сразу пожурилъ себя за недостойное малодушiе, и тутъ вошла Софья Дмитрiевна съ письмомъ, и, уже съ порога - такъ, чтобы не дать времени сыну напрасно подумать, что это отъ Сони, - бодро сказала: "Отъ твоего Дарвина. Забыла тебe вчера дать". Мартынъ съ первыхъ же строкъ началъ тихо смeяться. Дарвинъ писалъ, что женится на удивительной дeвушкe, англичанкe, встрeченной въ гостиницe надъ Нiагарой, что ему приходится много разъeзжать, и что онъ будетъ черезъ недeлю въ Берлинe. "Да пригласи его сюда, - живо сказала Софья Дмитрiевна, - чего же проще?" "Нeтъ-нeтъ, я тебe говорю, что я долженъ тамъ быть, выходитъ вполнe удачно..."
"Скажи, Мартынъ", - начала Софья Дмитрiевна и замялась. "Въ чемъ дeло?" - спросилъ онъ со смeхомъ. "Какъ у тебя тамъ все, - ну, ты знаешь, о чемъ я спрашиваю... Ты можетъ быть уже обрученъ?" Мартынъ щурился и смeялся, и ничего не отвeчалъ. "Я буду ее очень любить", - тихо, святымъ голосомъ, произнесла Софья Дмитрiевна. "Пойдемъ гулять, чудная погода", сказалъ Мартынъ, дeлая видъ, что мeняетъ разговоръ. "Ты пойди, - отвeтила она. - Я, дура, какъ разъ на сегодня пригласила старичковъ Друэ, и они умрутъ отъ разрыва сердца, если имъ протелефонировать". {193}
Въ саду дядя Генрихъ прилаживалъ лeсенку къ стволу яблони и потомъ, съ величайшей осторожностью, поднялся на третью ступеньку. У колодца, позабывъ о ведрe, переполнявшемся блестящей водой, стояла, подбоченясь, Марiя и глядeла куда-то въ сторону. Она очень раздобрeла за послeднiе годы, но въ эту минуту, съ солнечными бликами на голой шеe, на платьe, на туго скрученныхъ косахъ, она Мартыну напомнила его мимолетную влюбленность. Марiя быстро повернула къ нему лицо. Толстое и тупое.
XLII.
Упруго идя по тропe въ черной еловой чащe, гдe, тамъ и сямъ, сiяла желтизной тонкая береза, онъ съ восторгомъ предвкушалъ вотъ такую же прохваченную солнцемъ осеннюю глушь, съ паутинами, растянутыми на лучахъ, съ зарослями царскаго чая въ сырыхъ ложбинкахъ, - и вдругъ просвeтъ, и дальше - просторъ, пустыя осеннiя поля и на пригоркe плотную бeлую церковку, пасущую нeсколько бревенчатыхъ избъ, готовыхъ вотъ-вотъ разбрестись, и вокругъ пригорка ясную излучину рeки съ кудрявыми отраженiями. Онъ былъ почти удивленъ, когда, сквозь черноту хвои, глянулъ альпiйскiй склонъ.