Подвиг 1968 № 01 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)

Радость наполнила грудь старого пастуха. Все счастье жизни слилось для него в этой девушке. Гора, цветы и плоды, ветер и небо соединились в ней. Ее кожа светилась молочной белизной, губы рдели, как вишня и малина, а волосы были темны, как ели. В ее гибких поднятых руках он угадывал упругость молодых ветвей.

Далеко внизу над туманной пеленой виднелся этот тонкий колосок, легкая былинка. Но лишь одна эта хрупкая веточка существовала для него в необъятном пространстве.

Она приложила руки ко рту и крикнула.

— Это девушка из Тулузы, — пробормотал Бертран Помаред. — Не разберу, что она кричит.

Бестеги замахал на него рукой, и юноша умолк. Голос девушки перелетал с куста на куст, со скалы на скалу, и до мужчин доходили только невнятные отзвуки.

— Что она говорит? — повторил Бертран. — Она нас ищет. — И он мотнул головой. — Внизу что-то случилось, я чувствую.

— Да замолчи ты, — резко оборвал его Бестеги. — Дли прислушаться.

— Я думаю, она пришла предупредить нас. В деревне что-то произошло. Надо скорее спускаться.

— Да, надо подойти к ней.

И они отозвались в два голоса. Девушка услышала и устремилась к ним. То и дело исчезала за кустами дикой малины. Бестеги как одержимый несся вниз. Бертран последовал за ним, и оба с грохотом ринулись по разные стороны скалистого выступа, спускавшегося к лугам, как нос корабля. Они решили, что соединятся друг с другом у подножия этого выступа, где-то поблизости от девушки, которая карабкалась им навстречу, временами окликая их.

Затем девушка исчезла, и раздалось рычание Зверя. Модест ясно услышал его, ошибки быть не могло. Это был он. Зверь искал его. Нужно было покончить с ним раз и навсегда.

Он свернул с дороги и пошел на этот звук.

Нанялась последняя погоня Модеста Бестеги за Зверем. Зверь рыскал в кустах — без сомнения, тот самый огромный медведь. И Модест твердил про себя: «Это мой медведь, тот самый, на этот раз я не упущу его».

Он уже ощущал в ладонях нетерпение охотника, жажду боя и крови. Это были уже не стариковские руки — он узнавал их: твердые, крепкие, сильные Это были руки зрелого мужчины, тяжелые, как орудие труда, как оружие. Голова отдает приказы, руки трепещут в нетерпеливом ожидании. Нож намертво сливается с рукой. Рука становится ножом. Кровь стучит в пей и взывает к крови.

Сокрушительным ударом левой руки он оттолкнет морду, а правая вонзит нож в горло чудовища. Узкий клинок погрузится в мягкую горячую плоть, нащупывая твердую артерию. А когда лезвие перережет ее, мощная красная струя хлынет на косматую шерсть на неподвижные уже копи и на руки охотника. Медно-перламутровую рукоятку зальет багровая горячая кровь.

Удар кулаком, чтобы отбросить морду, пока правая рука вонзит блестящую наваху. И Зверь падает, чтобы заснуть сном вечности. Так говорил Бестеги-отец, бывалый охотник. Нужно подкрасться к чудовищу сбоку, пусть поднимается на задние лапы, если хочет, лишь бы увернуться от его когтей. Ибо кто попал в объятия к медведю, тот пропал

Бестеги остановился. А Помаред? Помаред спускался к девушке. Ладно, он не станет звать его. Сначала он сведет здесь счет. Помаред ничего не знал о медведе. Ведь медведя надо изучить от морды до хвоста, от клыков до когтей. Ведь это коварное животное не кабан, который стонет и нелепо подпрыгивает, пока его режут. Медведь — охотник. В своих владениях он знает и ветер и почву, и бежит быстрее, и прыгает проворнее человека. Только рук у него нет.

Ветер дул по склону и не мог служить ни человеку, ни зверю.

Модест шагнул навстречу медведю в заросли, откуда доносился шорох листвы. Одинокий камень медленно покатился и замер. И шорох послышался около него.

«Эй!» — рявкнул пастух и вошел в чащу малины и ежевики. Острые шипы впивались в его кожу, но он не замечал их. По некрутому и почти голому склону он добрался до высокого выступа. Он обернулся с мыслью: «Зверь идет за мной по пятам, я дождусь его и нападу первым. Как только он приблизится, я прыгну на него сверху и перережу ему глотку».

Тишина. Бертран Помаред исчез. Девушки не слышно. Ветер, словно вкрадчивая змея, скользил по склону. Модест подумал: «Они убежали в селение — тем лучше». Он спустился к лесу. Зверь все еще не появился; что ж, он настигнет хищника на ровном месте, где удобнее идти.

О брат, не ходи один, даже по знакомой дороге!..

Модест не чувствовал усталости, не чувствовал возраста. Это утро вернуло ему молодость. Настал час битвы с врагом, и душа его обрела долгожданный покой. Всю жизнь он мечтал об этой встрече со Зверем. Никто не знал Зверя, как он, и никто не расправится с ним лучше, чем он. Извечная гордость одинокого охотника воспламенила кровь пастуха. Ему чудилось, будто он слышит песнь счастливой женщины, возвращающейся в свой дом, в свое селение.