«Подвиг» 1968 № 04

— Вот привязался, сколько тебе раз повторять! Ты за него не беспокойся, он себя в обиду не даст.

За двадцать минут они успели погрузить на машину пятьдесят тюков бумаги, две пишущие машинки, ящик пузырьков с черными чернилами, множество коробок с лентами для машинописи и копировальную бумагу.

На улице люди равнодушно проходили мимо, не обращая на них ни малейшего внимания; надо было внимательно смотреть под ноги, того и гляди растянешься на мокром тротуаре. Выглянула женщина, снимавшая комнату на третьем этаже, но сразу же вернулась к своим делам. Даже это не страшно: все равно их не опознают. Сразу же после операции Макс подстрижет свои усы, а Жак сбреет бороду, которую и отрастил на этот случаи.

В спешке зацепив плечом груду ящиков, с шумом упавших, Макс неожиданно для себя увидел оружие. Три охотничьих ружья, совсем новеньких, в кожаных чехлах, хоть сейчас на продажу. Он оглядел их с видом знатока: одна была сент-этьеновская, вторая — «браунинг», третья — «беретта». Рядом Жак обнаружил три огромных коробка с патронами. Глаза его радостно заблестели.

— Ружья, дружок, и у нас и у них обладают одинаковой убойной силой, но пусть они будут у нас, чем у них. Укоротить чуточку стволы — и три горячих парня вооружены! Еще как!..

Жак посмотрел на него глазами сельского кюре, услышавшего богохульство перед причастием: калечить такие ружья!

— А что же делать? — засмеялся Макс. — Наполовину укоротишь стволы и свободно засеешь волчьей дробью пятьдесят квадратных метров. Иди положи их в мешок, а я вынесу еще несколько тюков с бумагой.

Через две минуты Жак уже сидел за рулем, а Макс вернулся еще раз в магазин Там он вытащил из своей канадской куртки записку и небольшой сверток и положил их на видном месте. Записка была на редкость лаконичной: «Молчание в ваших интересах. Участники Сопротивления». В свертке лежало два миниатюрных, покрашенных под дуб символических гробика, похожих на элегантные коробки для сигар

По-хозяйски старательно Макс запер двери и побежал, перепрыгивая через четыре ступеньки сразу. На тротуаре он столкнулся с каким-то прохожим, поскользнулся и упал. Бородатый железнодорожник, виновник происшедшего, попятился, не удержался и схватился за борт машины, чтобы и самому не упасть. Даже не подняв глаз, быстро зашагал прочь.

Ошеломленный Макс, сидя на тротуаре, удивленно глядел ему вслед.

— Не очень-то любезен этот дикарь! — громко проговорил он. — Взглянул хотя бы, жив я или отдал богу душу!

Андре Ведрин, наблюдавший за этой сценой, оказался тут же и, разыгрывая постороннего, спросил:

— Вы не ушиблись?

Несколько прохожих молча глазели на них. Пожилая женщина вызвалась помочь, но Макс успокоил ее:

— Пустяки, мадам, все обошлось. Будьте осторожны, проклятый гололед.

Помогая Максу подняться, Андре быстро прошептал ему:

— Сразу в машину не садись. Тебя не должны в ней видеть. Иди к площади Рену и подожди там.

— А Жак поймет, что надо делать?

— Поймет.

Уже на перекрестке, возле колбасного магазина, Андре увидел, как Макс свернул налево, на улицу Сен-Жене. Машина тронулась с места. Он с облегчением вздохнул. Боевое крещение Жака состоялось. Макс-то уже старый, стреляный волк.

Можно себе представить, какие у них будут рожи, у владельцев «Папируса», когда они завтра или послезавтра возвратятся из Ниццы. Он затянулся еще раз и спокойно зашагал по улице Беленвилье.

Мороз крепчал, пробирал его до костей. Неподвижное и напряженное ожидание давало себя знать Хотелось горячего кофе, но идти в бистро не имело смысла — кто же не знает, что настоящего кофе там нет и в помине? Пусть сами пьют эти помои из эрзаца!

«Единственное место, где я мог бы согреться, — у Тентена: Маринетта готовит на удивление ароматный кофе А по такому случаю Тентен не упустил бы возможности пропустить по стаканчику напитка и покрепче».

Андре почувствовал: кто-то схватил его за рукав. Молниеносно сунул руку в карман и резко обернулся. У него перехватило дыхание, он похолодел от неожиданности.

— Кола!

Ему казалось, что он громко выкрикнул это имя. На самом деле произнес его едва слышно.

Перед ним стоял Кола, в канадской куртке нараспашку, в старых башмаках, и его кадык выпирал от волнения так, что страшно было смотреть.

— Стою у окна, вдруг вижу — ты. Вот так встреча! Честно говоря, я и не знал, как восстановить связи. Бросился за тобой.

Говорил он скороговоркой, и Андре с трудом улавливал, о чем шла речь. Кола опередил его вопрос, готовый вот-вот сорваться.

— Все я объясню тебе, Ламбертен… Такие события, расскажи кому-нибудь, не поверят…

Чувствуя на себе тяжелый взгляд, Кола нервничал. В глазах, обращенных на него, таилось подозрение, и это еще больше волновало его. Он бормотал:

— Я живу у одного приятеля… Со временем ты поймешь меня…

Кола чуть не добавил: «Приятель поверил мне без всякого».

Глаза у Андре потеплели, но рук из карманов он не вынимал, по привычке следя за улицей.