Подвиг адмирала Невельского

Нева. С одного берега на другой медленно тянулись по льду груженые сани. На том берегу, левей, — родной Морской корпус. В памяти всплыли годы учебы, юные надежды и мечты о «белых пятнах», о географических открытиях во славу родины... Вспомнились бессонные ночи, прошедшие в горячих спорах об Амурском лимане и судьбах дальнего востока России.

Нить приятных воспоминаний прервал секретарь, пригласивший Невельского в зал заседаний.

Войдя в зал, Геннадии Иванович сразу почувствовал, что его вызвали скорее на расправу, чем для участия в заседании, — такой пренебрежительный прием встретил он со стороны членов Особого комитета.

Важно восседая в креслах красного дерева, обитых зеленым сафьяном, сановники блистали эполетами, золотым шитьем мундиров, орденами и муаровыми лентами.

На председательском месте, под огромным портретом Николая I сидел граф Нессельроде, министр «нерусских дел», как метко острили по его адресу в литературном мире. Невельской впервые увидел этого маленького человечка, который, чтобы казаться выше ростом, пышно взбивал шевелюру.

Рядом с Нессельроде сидел директор Азиатского департамента Сенявин, беспрестанно пугавший правительство мифическим китайским флотом. Флот этот, докладывал он, оберегает устье Амура, и стоит там появиться русскому кораблю — быть войне.

По другую сторону стола, устланного зеленым сукном, Геннадий Иванович увидел грузного, зло насупленного сановника с испитым лицом, похожего на шимпанзе. Зная о нем понаслышке, Невельской сразу догадался, что это министр финансов — граф Вронченко. Невольно вспомнился ему рассказ о том, как Вронченко, когда его неожиданно назначили на пост министра, упал на колени перед царем:

«Я, ваше величество, не готовился быть министром!»

«Знаю, знаю, — ответил царь. — Я вот тоже не готовился быть императором, а видишь — царствую. Не бойся, привыкай...»

Дальше сидел военный министр — граф Чернышев. О нем шла слава, как о человеке невероятно хвастливом и вообще обладающем презренными душевными качествами.

Никто из сановных вельмож не предложил Невельскому сесть — видно, так сильно было желание унизить моряка.

Но Геннадий Иванович стоял, держась с достоинством, нисколько не чувствуя себя виноватым. Внутренне взволнованный, по внешне спокойный, он был готов выдержать любые нападки.

Заседание открыл Чернышев. Тоном бесстрастного прокурора он объявил Невельскому, что, поскольку тот произвел опись лимана и устья Амура, не дожидаясь высочайшего на то разрешения, он подлежит строжайшему наказанию.

— Отправляясь из Петропавловска дчя описи лимана, — почтительно, но твердо ответил Геннадий Иванович, — я исполнил как патриот свой верноподданнический долг. Миловать и наказывать за это меня может только один государь.

Тогда выступит граф Нессельроде. Вскинув на Невельского свои близорукие, навыкате глаза, перевирая и искажая русскую речь, Нессельроде начал с выражения своего сочувствия капитану. Полагаясь на авторитет знаменитых европейских мореплавателей, которые неоднократно посещали близлежащие к Амуру районы, а также на донесение столь же знаменитого барона Врангеля, он, Нессельроде, считает, что капитан Невельской впал в роковую для моряка ошибку. Снова высказав свое сожаление по этому поводу, Нессельроде, для пущей убедительности, обратил внимание присутствующих на множество карт, развешанных по стенам зала, на которых были указаны маршруты всех предшествующих экспедиций. Достаточно бросить на эти карты беглый взгляд, заявил граф, чтобы удостовериться в несерьезности притязаний капитана Невельского на географическое открытие.

Лицемерное выступление Нессельроде возмутило Геннадия Ивановича. Но, подавляя в себе негодование, Невельской с тон же почтительностью высказал твердое убеждение в своей правоте и обстоятельно пояснил графу Нессельроде, в силу каких случайных, а также неблагоприятных условий все его знаменитые предшественники сделали ошибочные или, как выразился Геннадий Иванович, фальшивые заключения.

— Мне же и моим сотрудникам счастливо удалось рассеять эти заблуждения и раскрыть истину, — сдержанно продолжал он. — Все, что я сообщаю, так же верно, как то, что я стою здесь.

Ясность картины, представленной Невельским, его неопровержимая аргументация произвели некоторое смятение в умах отдельных членов Особого комитета. Перешептываясь между собой, они уже были готовы признать истинность открытия Невельского. Тем более чю выступивший после капитана начальник Морского штаба князь Меньшиков заявил, что он лично рассматривал все журналы, даже черновые, с описаниями плавания «Байкала», мекаторские карты юго-восточной части Охотского моря, а также планы реки Амура, Амурского лимана и гаваней Байкала, Счастья и Святого Николая. В результате, сказал князь, он убедился, что все открытия, совершенные Невельским, бесспорны и справедливы.