Читаем Подвиг бессмертен полностью

«Будет дождь», — подумал он, вздохнув. Голубев немного взял ручку на себя и перевел машину в набор высоты, сделал неглубокий вираж и невольно оглянулся назад, туда, где серая пелена дождя уже застилала землю. Там, на земле, среди обломков фашистских автомашин лежит поливаемый дождем Ил-2, а в нем его боевой товарищ пилот Васильев.

...Три минуты тому назад он был жив. Виктор слышал в наушниках его задорный, звонкий голос:

— Товарищ капитан! Держитесь, помогу... Товарищ капитан, еще минутку.

...Чуть забрезжил рассвет, и он вместе с Голубевым вылетел на разведку укреплений на берегу реки. Когда они уже подсчитали количество зенитных батарей, обнаружили переправу и танковую засаду в роще и передали данные в штаб пехотного полка, их атаковали два фашистских самолета. Почти одновременно заговорили и зенитки.

Голубев и Васильев, поняв, что начинается настоящий бой, перестали маскироваться и атаковали батарею. Затем, выйдя из зоны обстрела зениток, они схватились с «мессерами», поскольку уйти от них было нельзя. Фашистским истребителям удалось повредить «ил» Васильева.

По фюзеляжу потекло масло и бензин. За машиной потянулся белый дым. Решив, что с одним штурмовиком покончено, фашисты накинулись на Голубева. Они взяли его в «клещи». Вот тогда-то напарник Голубева, несмотря на приказание возвращаться на базу, и сказал:

— Держись, командир! Иду к тебе!

Васильев знал, что он не дотянет до аэродрома. Он знал, что минуты его сочтены. Бензин вот-вот воспламенится, а пробитый мотор заглохнет. Он и стрелок-радист отказались прыгать с парашютом в расположение врага. Свои последние минуты жизни они решили посвятить тому, чтобы спасти жизнь другого.

Васильев приблизился к месту схватки и на какое-то мгновение отвлек на себя огонь фашистских самолетов. И этого мгновения Голубеву оказалось достаточно, чтобы короткой пушечной очередью вспороть «мессеру» брюхо. Тогда и второй отстал.

— Прощай, друг!—услышал Виктор по радио.— Передай товарищам — пусть не горюют. Мы умираем не зря, — за нашу Родину! Прощай... — Голос оборвался.

Голубев со слезами на глазах обернулся и увидел, как пылающая машина несется вниз. Но вот она чуть выровнялась и направилась прямо на автоколонну. Из автомашин в панике бежали солдаты. Горящий «ил» врезался своим тяжелым телом в хвост колонны и все смешалось в огне и дыму. Видимо, автомашины везли снаряды.

Теперь, остыв от схватки, Голубев один возвращался на аэродром. И эти тяжелые гряды туч, и рокот мотора, и тупая боль в висках тяжело давили на сердце. Ведь три минуты тому назад Голубев был с Васильевым, теперь товарища нет в живых.

Но так ли это? Пройдут, быть может, века, однако герой Васильев будет вместе с тысячами погибших сынов Отчизны жить в памяти потомков. Кончится война, и в каждом колосе, вскормленном щедрой землей, в каждой тонне добытых угля и нефти, в улыбках детей и в песне юноши — во всем, что есть живого на земле, будет жить герой Васильев.

Виктор Максимович расправил плечи и вздохнул. Он также сурово смотрел вперед на грозовую тучу, но в его взгляде уже не было такой тоски. Вдруг он увидел над этой тучей две черных точки. Та, что была сверху, быстро падала на нижнюю, нижняя скользила в сторону, описывала дугу, исчезала в туче. «Тут что-то неладное»,— подумал он. Приблизившись, Голубев опознал в верхней точке силуэт вражеской машины. «Все понятно: «мессер» расправляется с нашим самолетом, у которого нет боеприпасов; быть может, это тот же «мессер», который несколько минут назад подбил Васильева». Голубев запальчиво крикнул стрелку:

— Приготовиться к атаке!

Но когда машина приблизилась к месту боя, самолет, который был внизу, вместе с верхним обрушился на «ил». Два стервятника инсценировали бой, зная чувство братской выручки у наших летчиков. Даже вдвоем они не пошли в открытую атаку.

...Уходить было поздно. Голубев принял бой. Он предупредил стрелка, чтобы тот не выпускал ни одного патрона зря. Больше всего Голубев старался, чтобы фашисты не зашли снизу. Какой бы маневр они ни проводили, искусный летчик отвечал смелыми контрманеврами.

Вскоре на помощь подоспело звено «яков». Один из «мессеров» был сбит, а летчик прыгнул с парашютом. Голубев с благодарностью посмотрел на наших истребителей, которые продолжали свой полет на запад. «Спасибо вам, ребята, выручили из беды», — мысленно поблагодарил он.

В тот же день в авиаполк привели пленного фашистского летчика, назвавшего себя Куртом Рейнгардтом. Он окончил берлинскую школу асов. На фронт был переброшен из Франции в составе эскадры «Адольф Гитлер» и сбит при первом вылете.

— Меня бы ни за что не сбили, — уверял ас, — если бы мы вовремя отступились от этих сумасшедших штурмовиков. Я говорил Фридриху — давай отстанем. Ваши «илы» дрались, как разъяренные тигры.

— Нет, — улыбнулся командир полка, — рано или поздно вы должны были сломать себе шею, Рейнгардт. Вы просто плохо знаете наших летчиков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии