Подвиг доктора Бушуева

Зная о бедственном положении больницы, сами пациенты старались помочь доктору Бушуеву: одни приносили порошки, таблетки, флаконы с микстурами и каплями, сохранившиеся в домашних аптечках; другие несли марлю и вату; третьи ветошь — старое выстиранное бельё. Предприимчивые Майя и Маша (соседка Маша тоже работала в больнице, санитаркой) превращали дареную ветошь в аккуратные валики бинтов. У Майи, заведовавшей больничным хозяйством, вскоре появились кое-какие запасы бинтов и лекарств.

На редкость изобретательным оказался старик Игнатов. Тот где-то раздобыл заброшенный автоклав и отремонтировал его, потом сделал стеклянный шкафчик для инструментов, похожий на тот, какой стоял когда-то в просторной операционной городской больницы.

— Ничего, Фёдор Иванович, обживемся, устроимся, — бодрился Игнатов. — Была бы кость, а мясо нарастёт, — добавлял он.

— Что же нам, век здесь работать? — заметил Бушуев.

— Век не век, а малость потерпеть придётся. Потерпим. Народ мы терпеливый, не всегда туче быть, выглянет и солнышко.

Не отставал от других и доктор Безродный. На днях он приволок огромный, как детское корыто, хромированный стерилизатор с набором хирургических инструментов.

Увидев такое богатство, Фёдор Иванович застыл от приятной неожиданности, не в силах оторвать завороженного взгляда от пинцетов, скальпелей, зажимов.

— Спасибо, Матвей Тихонович, — растроганно поблагодарил он. — Где вам удалось раздобыть этакую роскошь?

— На базаре купил. Теперь на нашем базаре можно приобрести всё, что угодно, — живо ответил Безродный и взглянул на Майю, точно хотел определить, как она относится к такому дорогому подарку больнице.

Но Майя почему-то оставалась равнодушной. После она сказала Фёдору Ивановичу.

— Я догадываюсь, откуда эти инструменты. Бывший заведующий городской аптекой припрятал, а теперь на барахолке разбазаривает государственное имущество.

— Но это возмутительно! — с гневом воскликнул Фёдор Иванович. — Нужно отобрать у него всё аптечное имущество.

— Постараемся, — заверила Майя.

Порой доктору Бушуеву казалось, что город наводнён одними больными людьми. Когда бы ни пришёл он в больницу, в тёмном барачном коридоре уже теснились пациенты, терпеливо ожидая приёма врача. Он готов был сутками не выходить из барака, лишь бы только хоть чем-нибудь помочь каждому. А помогать было трудней и трудней, потому что всё чаще ему доводилось видеть почти совсем забытые болезни — авитаминозы и дистрофии. Фёдор Иванович знал, что для лечения подобных больных лекарство известно всякому — хорошее питание.

Однако назначение такого лекарства прозвучало бы сейчас открытым издевательством, люди в городе сплошь голодали.

Особенно тяжело было принимать истощённых детей. У Фёдора Ивановича сердце ныло от боли и жалости, когда он видел сморщенных, вялых ребятишек, похожих на маленьких старичков. Дети были тихими и неразговорчивыми, а если и отвечали доброму дяденьке доктору, то только шёпотом. Дети — и вдруг шёпотом! А как зазвенели бы ребячьи голоса, если бы накормить… Если бы, например, вон тому пятилетнему мальчику, которого бабушка вновь привела на приём, да назначить бы самое обыкновенное лечение — молоко с вкусным ситным хлебом, да вдоволь дать ему полакомиться сладостями, фруктами — его болезнь, фурункулы, как рукой сняло бы. А то вторую неделю ходит с внуком бабушка в больницу, сама извелась, глядючи на малыша, а цепкая болезнь не отступает.

— Ничего, брат Миша, крепись, Михаил Сергеевич, — подбадривал мальчика Фёдор Иванович, а сам думал о том, сколько, сейчас обездоленных, голодных малышей.

Он открыл ящик стола и достал оттуда завёрнутый в бумагу свой обед — кусок хлеба, намазанный маргарином.

— Ну-ка, брат, возьми для подкрепления, — ласково сказал он, протягивая мальчику хлеб.

Миша взглянул на бабушку, точно спрашивая: можно ли взять, потом с неохотой отвернулся от доктора.

— Возьми, внучок, возьми, — разрешила бабушка.

— Экий ты, брат, нерешительный, — улыбнулся доктор.

— Учёный, — всхлипнула бабушка. — Поманил его однажды солдат немецкий куском хлеба. Побежал наш Мишенька. Ребенок ведь, что с него взять. А солдат-то хлеб себе за спину спрятал, а Мишеньку щёлкнул пальцем по носу и загоготал, как гусак.

Мальчик за обе щеки уплетал хлеб и сияющими глазёнками поглядывал на дяденьку доктора.

— Спасибо, Фёдор Иванович, и за хлеб спасибо и за добрые слова спасибо, — церемонно сказала на прощание бабушка.

Фёдор Иванович задержался на приёме дотемна. Уставший, разбитый и подавленный, он сейчас не имел сил добраться до дома — в пустую холодную комнату. В больнице тоже было холодно, но здесь он чувствовал себя лучше.