Подвиг доктора Бушуева

Полковник ломал себе голову, силясь отгадать связь между обыкновенным винтовочным патроном и бинтом, найденными в кармане доктора Безродного. Комендант понимал, что здесь кроется какая-то загадка, но какая? В конце концов ему пришлось обратиться к одному из приятелей в гестапо.

Гестаповский офицер молча слушал рассказ полковника и, казалось, не проявлял никакого интереса к загадочной находке, а потом как бы между прочим спросил:

— Доктор Бушуев по-прежнему лечит больных в лагере?

— Да. С его помощью нам удалось навести порядок…

— Не спешите восхищаться лагерными порядками, — прервал гестаповский офицер. — Вы помните, в лагере у пленного был обнаружен винтовочный патрон. К сожалению, мы не сумели добиться признания, пленный оказался типичным большевистским фанатиком, и нить оборвалась. Но эти штучки, — он указал на бинт и патрон, лежавшие на столе, — дают возможность связать концы оборванной нити…

— Неужели вы подозреваете доктора Бушуева, который…

Гестаповец опять прервал коменданта.

— Возможно, что доктор Бушуев не причастен к этому делу, хотя я лично не верю ни одному русскому Но с доктором в лагерь ходит фельдшер, и где гарантия, что партизаны не подсунули доктору своего человека.

— Да, эти канальи на всё способны, — удрученно согласился комендант.

— Когда доктор Бушуев должен быть в лагере?

— Сегодня, в пять вечера.

— Очень хорошо. В нашем распоряжении полчаса, — сказал гестаповец, берясь за телефонную трубку.

…Фельдшер Николаев вообще был человеком не унывающим, а сегодня он просто сиял и радостно говорил:

— Ну, Фёдор Иванович, нынче в последний раз идём в этот проклятый лагерь. Мы своё сделали, осталось только сообщить нашим друзьям время выступления и трахнем так, что фашисты костей не соберут!

Фёдор Иванович тоже радовался: наконец-то кончится его двойная игра, он избавится от нелёгкого притворства и будет говорить то, что думает, не следя за каждым своим словом, за каждым своим жестом, как это приходилось делать при встречах с немцами. Скоро он покинет родной милый городок и уйдёт в лес.

Готовясь к этому, Фёдор Иванович выписал всех больных из барака, попросил Майю хорошенько упаковать инструменты, лекарства — партизанам они пригодятся — и для отвода глаз занялся ремонтом больничного барака.

В пять часов доктор и фельдшер подъехали на тележке к лагерю. Фёдор Иванович попросил старика Игнатова подождать их, потому что сегодня они задерживаться на приёме не думали.

Проходя знакомую калитку, опутанную ржавой колючей проволокой, Николаев подмигнул часовому — дескать, стой, стой, скоро тебе поджарят пятки, не устоишь…

— Гутен таг, пан офицер, — с улыбкой поприветствовал фельдшер стоявшего рядом с часовым унтер-офицера, зная, что тот всегда сиял, если его называли офицером.

На этот раз унтер-офицер с большущей кобурой на животе самодовольно не усмехнулся, как бывало. Он приказал медикам садиться в крытую машину, оказавшуюся тут же у проходной.

— Но мы пришли на приём, — возразил доктор Бушуев.

Унтер-офицер положил руку на кобуру.

— Садитесь! — угрожающе крикнул он.

Через минуту из лагерных ворот выскочила машина и помчалась в сторону города.

Все это видел сквозь колючую проволоку наблюдательный старик Игнатов и хлестнул коня.

Вскоре он отыскал Зернова и сообщил ему о случившемся.

— Значит, они не были на приёме?

— Не были, Иван Егорович, их сразу в машину и в город.

— Что бы это могло значить, — вслух раздумывал Зернов — Сегодня доктор Бушуев должен был сообщить товарищам из лагеря время выступления, сегодня ночью лагерь должен быть разгромлен.

— Я так думаю — в гестапо их отвезли, — предположил старик Игнатов.

— Вот что, Кузьмич, разожгите в условленном месте два костра.

— Понятно. Иван Егорович, у меня уже дровишки припасены и бензинчик там имеется. Запылают.

На всякий случай подпольщики в лагере знали, что два костра — это сигнал к выступлению.

Старик Игнатов оказался прав: доктора Бушуева и Николаева увезли в гестапо. Ещё дорогой у фельдшера отобрали чемоданчик с медикаментами, и сейчас гестаповский офицер, не сводя взгляда с доктора, выхватил из чемоданчика бинт и осторожно стал развёртывать его. Белой змеёй стелилась по полу марлевая лента. Офицер судорожно хватал её руками и не находил патрона. Как ужаленный, он подскочил к чемоданчику фельдшера, ухватил второй бинт, третий, четвертый. Гестаповцы с лихорадочной быстротой разматывали их и швыряли на пол — патронов не было.

«На-ка выкуси», — усмехнулся про себя Фёдор Иванович, догадываясь, что искали немцы в бинтах. Он взглянул на фельдшера. Тот стоял с поднятыми руками, и в его озорных весёлых глазах можно было прочесть: напрасно старались, господа фашисты, товарищей своих мы уже давно обеспечили боеприпасами… Стреляного воробья на мякине не проведёшь…

Но «господа фашисты» сдаваться не думали. Они снова копались в чемоданчиках, осматривали бутылки, пузырьки, баночки с мазями, и ничего не находили.

— Увести, — приказал гестаповский офицер, кивнув на медиков.

Поздно вечером в гестапо заглянул полковник Дикман.

— Как успехи, мой друг? — поинтересовался он.