Я подождал минуту-две, прежде чем решился глянуть сквозь полуопущенные ресницы. Сначала я ничего не увидел – так долго я находился в темноте, а сейчас оказался в помещении, освещенном лишь тусклым светом. Вскоре, однако, мне удалось рассмотреть высокий куполообразный потолок, украшенный рисунками богов и богинь. Помещение никоим образом не походило на логово головорезов, а скорее напоминало зал дворца. Затем, стараясь не выдать себя движением, я взглянул на людей, которые окружали меня. Среди них выделялся гондольер – смуглый негодяй со свирепым лицом, а рядом с ним еще три человека. Один из них – сгорбленный, небольшого роста, окруженный властным ореолом, со связкой ключей на поясе, и двое молодых слуг в нарядных ливреях. Прислушавшись к разговору, я понял, что маленький человечек был управляющим дворца, а остальные находились у него в подчинении.
Итак, моих противников было четверо, хотя маленького управляющего можно было не принимать во внимание. Будь у меня оружие, я бы расправился с ними играючи. Но в рукопашной схватке у меня не было шансов противостоять даже одному, не говоря о трех, которые обязательно придут ему на помощь. Если не сила, то хитрость должна стать моим помощником. Пытаясь осмотреться, чтобы найти наилучший способ побега, я сделал едва уловимое движение головой. Тем не менее оно не укрылось от моих стражей.
– А ну давай, просыпайся! – воскликнул дворецкий.
– Поднимайся на ноги, французик, – зарычал гондольер. – Вставай, я говорю! – и снова пнул меня ногой.
Ни одна в мире команда не выполнялась с такой скоростью. Я немедленно вскочил на ноги и изо всех сил рванул в дальний конец зала. Слуги помчались за мной, словно английские борзые за лисой. Я успел добежать до длинного коридора. Коридор сворачивал налево, затем еще раз налево. Я снова оказался в зале, из которого выбежал. Преследователи гнались за мной по пятам, времени для размышлений не было. Я увернулся и бросился к двери, через которую меня занесли во дворец. Но дверь была заперта на огромный засов, с которым мне не удалось справиться. Гондольер набросился на меня с ножом, но я встретил его ударом ноги. Удар свалил негодяя на спину. Острый нож зазвенел на мраморном полу. У меня не было возможности схватить нож – сейчас мне противостояло не менее полудюжины преследователей. Стоило мне сделать попытку прорваться, как коротышка-дворецкий подставил ногу. Я упал, но немедленно поднялся, вырвался из обхвативших меня рук и помчался к двери на противоположном конце холла. Я смог добежать до двери первым. Увидев, что ручка поддалась, я издал торжествующий крик. Дверь вела наружу. Дорога к спасению была открыта. Но я забыл, в каком странном городе находился. Каждый дом в нем представлял собой остров. Открыв дверь рывком, я приготовился выскочить на улицу. Вместо камней мостовой тусклый свет фонаря осветил черную, неподвижную поверхность воды на уровне крыльца. Я отпрыгнул назад, и преследователи со всех сторон навалились на меня. Но меня не взять голыми руками. Я снова пробил себе дорогу пинками и ударами. Один из преследователей, пытаясь задержать меня, вырвал клок волос из моей головы. Дворецкий пнул меня связкой ключей. Избитый, весь в синяках, я снова расчистил путь. Помчавшись вверх по широкой лестнице, распахнув несколько раздвижных дверей, я, наконец, убедился, что все мои усилия оказались тщетными.
Комната, в которую я ворвался, была ярко освещена. Золоченые карнизы, огромные колонны, украшенные росписями стены и потолок указывали на то, что я оказался в величественном зале роскошного венецианского дворца. В этом странном городе подобных дворцов была не одна сотня. Каждый из них имел залы, не уступающие великолепием Лувру или Версалю. В центре этого огромного зала находился помост. На нем полукругом восседали двенадцать мужчин, одетых в ниспадающие черные плащи, словно монахи-францисканцы
{127}. Верхнюю часть лица каждого скрывала маска.Группа вооруженных людей – сущих разбойников – толпилась у дверей. Среди них выделялся молодой человек в форме пехотинца, который стоял лицом к помосту. Когда он обернулся, я узнал его. Это был капитан Оре из Седьмого полка, юный баск, с которым я немало выпил в течение зимы.
Капитан был смертельно бледен, бедняга, но держался настолько мужественно, насколько может держаться человек, окруженный толпой безжалостных убийц. Никогда мне не забыть вспышку надежды в его темных глазах, когда он увидел ворвавшегося в комнату товарища. А затем надежда сменилась глубоким отчаянием, когда он понял, что я появился не для того, чтобы спасти его, а совсем наоборот – чтобы разделить его участь.