Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)

Что касается меня, то я был слишком занят, у меня не оставалось времени скучать. У меня вошло в привычку изучать язык той страны, в которую меня забросила судьба. С этой целью я везде находил девушку, достаточно терпеливую, чтобы научить меня языку, а затем попрактиковаться с ней. Нет более приятного способа изучить иностранный язык, а мне еще не было и тридцати, когда я уже владел чуть ли не всеми европейскими языками. Следует сказать, что слова, выученные подобным способом, не очень-то годятся в повседневной жизни. Вот мне, к примеру, большей частью приходилось иметь дело с солдатами да крестьянами. А какой толк говорить этим олухам, что я люблю лишь их и обязательно вернусь, как только кончится война?

Никогда еще у меня не было столь прекрасной учительницы, как в Венеции. Ее звали Лючия. Фамилия… настоящему джентльмену не следует помнить фамилии. Могу лишь сказать, что она принадлежала к древнему роду сенаторов. Ее дед был дожем {125}.

Девушка была необыкновенно красива. Когда я, Этьен Жерар, употребляю термин «необыкновенно», то, поверьте, друзья, я знаю, о чем говорю. Мой богатый опыт и неплохая память позволяют судить справедливо. Мне есть с чем сравнивать. Из всех женщин, которые любили меня, найдется не более двадцати, которых я мог бы так же характеризовать. Но даже по сравнению с ними Лючия казалась особенной.

Среди брюнеток я вообще не видел ей равной, кроме, пожалуй, только Долорес из Толедо. Еще припоминаю одну брюнеточку в Сантарене. Я тогда служил под началом Массена в Португалии. Подзабыл, как ее звали. Девушка была само совершенство, но ни фигурой, ни грацией не могла сравниться с Лючией. Помню еще Агнессу. Сложно отдать кому-либо из них предпочтение, но, если абсолютно честно, Лючия была все же лучше остальных.

Мы познакомились с ней из-за картин. Отец девушки владел дворцом, расположенным на дальней стороне Большого канала, сразу за мостом Риальто. Стены дворца были украшены фресками. Сюше прислал отряд саперов, чтобы те вырезали некоторые из картин для отправки в Париж. Я пришел вместе с солдатами и увидел Лючию в слезах. Мне тут же стало ясно, что штукатурка потрескается, если ее снять со стен. Я доложил кому надо, и саперы были отозваны. Этот эпизод сделал меня другом семейства. С тех пор отец девушки раздавил со мной немало бутылок кьянти, а Лючия преподала множество чудесных уроков итальянского языка. Некоторые французские офицеры в ту зиму женились в Венеции. Я едва не последовал их примеру, ведь я любил Лючию всем сердцем. Но Этьен Жерар поклялся своим мечом и лошадью. Кроме того, я имел обязательства перед ребятами из своей части, матушкой и императором: настоящий гусар всегда открыт для любви, но никогда для женитьбы. Так, друзья мои, я полагал в те годы и не думал, что наступит время, когда придет день и я останусь совершенно одиноким, буду тосковать о той, которой давно уж нет, и стараться не замечать счастье старых боевых товарищей, окруженных взрослыми детьми. Да, любовь в то время казалась мне милым баловством, и только сейчас я осознал, что это самое главное в жизни, самое святое на земле… Благодарю вас, друзья мои, благодарю! Вино прекрасное, вторая бутылка очень кстати.

А теперь я расскажу, как из-за любви к Лючии я пережил самое жуткое из всех моих удивительных приключений. Именно тогда я и лишился кончика правого уха. Вы не раз интересовались, как это произошло. Сегодня я впервые удовлетворю ваше любопытство.

Штаб-квартира Сюше в то время располагалась в старом дворце дожа Дандоло, который стоит над лагуной недалеко от собора святого Марка. Зима подходила к концу. Однажды вечером, возвратившись из театра Гольдини {126}, я обнаружил записку от Лючии и поджидающую меня гондолу. Лючия умоляла приехать как можно скорее, так как попала в беду. Для француза, а тем более солдата, возможен лишь один вариант ответа на призыв о помощи. Я немедленно вскочил в гондолу, а гондольер направил лодку по темной глади лагуны. Помню, что, лишь усевшись в лодку, смог разглядеть невероятные габариты лодочника. Он был невысокого роста, но в ширину превосходил всех, кого мне приходилось видеть до этого. Венецианские гондольеры отличались крепкой породой, силачи среди них – не редкость. Лодочник занял место позади меня и принялся грести.