Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России

Князь А. С. Меньшиков, весьма довольный тем, что я уладил дело со строителями и предполагаю возможным взять весь назначенный к отправке груз, для перевозки которого обыкновенно назначались транспорты гораздо больших рангов, мало того что утвердил мое представление, но еще на записке моей написал: «В точности исполнять немедленно и все дальнейшие требования командира, клонящиеся к скорейшему выходу из Кронштадта транспорта и к обеспечению благонадежного плавания и сохранения здоровья команды». Затем он заметил мне, что хотя и вполне соглашается с необходимостью привести в известность юго-западный берег Охотского моря, но берег этот считают принадлежащим Китаю. На это я отвечал его светлости, что по трактатам, заключенным с Китаем, вся страна от верховьев реки Уды к востоку, до моря, оставлена без разграничения, а потому и нельзя утверждать, чтобы этот берег принадлежал единственно Китаю. Князь сказал: «Это правда, и генерал-губернатор об этом хлопотал, но министр иностранных дел признает ныне этот берег китайским; это обстоятельство и составляет немаловажное препятствие к тому, чтобы дать вам разрешение произвести его опись. Граф Нессельроде и не думает о том, что без подробной описи этого берега плавать по Охотскому морю для наших судов опасно, он избегает только неприятных сношений с китайцами». «Впрочем, — заметил князь, — это впереди, а теперь вам надобно заботиться, чтобы скорее выйти из Кронштадта и, несмотря на настоящие политические обстоятельства [25], стараться благополучно прибыть в Камчатку, ибо там во всем крайний недостаток».

Из разговора с князем я заключил, что разрешение на опись юго-западного берега Охотского моря можно надеяться получить только при раннем выходе моем из Кронштадта и при ходатайстве генерал-губернатора Н. Н. Муравьева, а потому сейчас же после этого разговора я написал в Иркутск письмо к Н. Н. Муравьеву. Высказав его превосходительству мою полную уверенность в его готовности сделать все полезное для вверенного ему края, я в то же время уведомил его, что надеюсь выйти из Кронштадта в начале августа и быть в Камчатке в начале мая 1849 года. «Чтобы сдать груз, — писал я, — мне достаточно 2 1/2 недели, а затем остальная часть лета у меня остается свободною; ее-то и мог бы я употребить, во-первых, на осмотр и опись юго-восточного берега Охотского моря, начиная от Тугурской губы до лимана Амура; во-вторых, на исследование этой реки и ее лимана и, наконец, на опись северо-восточного берега Сахалина, до широты 52°, то есть места, около которого Крузенштерн предполагал существование бара какой-то большой реки или одного из рукавов Амура». «Судя по разговору моему с князем Меньшиковым, — писал я Муравьеву, — без Вашего содействия я не надеюсь получить на то разрешения; за самовольное же производство подобной описи я подвергаюсь строжайшей ответственности, так как всеми здесь и особенно графом Нессельроде эти места признаются принадлежащими Китаю. Между тем случай и время будут упущены, и мне будет очень жаль не воспользоваться удобными обстоятельствами, тем более что ко мне на транспорт назначены деятельные и прекрасные офицеры и транспорт снабжается для этого довольно полно. Постигая всю важность для России познания этой страны, я употребил бы всю мою деятельность и способности, чтобы представить добросовестную картину мест, доселе закрытых от нас мраком; я бы исследовал, во-первых, до какой степени доступно плавание для мореходных судов в реку Амур и ее лиман и, во-вторых, имеются ли на берегах этого края гавани, в которых с удобством можно было бы основать порт, то есть постарался бы разрешить главные вопросы, остающиеся доселе сомнительными. Но для этого необходимо, чтобы мне было повелено:

1) по приходе в Петропавловск сдать весь груз в этом порту;

2) из Петропавловска отправиться к восточному берегу Сахалина до 52° северной широты и отсюда, следуя с описью вдоль сахалинского берега к северу, войти в лиман Амура для исследования устья Амура и лимана, в видах разрешения главного вопроса: в какой степени доступен вход в лиман и реку с севера и юга;

3) описать юго-западный берег Охотского моря и берега Татарского залива, в видах отыскания на этих берегах удобной гавани, и наконец,

4) в случае если бы в продолжение навигации 1849 года я не успел окончить эту опись, то на зимние месяцы идти к югу и с раннею весною 1850 года возвратиться обратно в Татарский залив для окончания описи; после чего следовать в Охотск и, сдав транспорт, со всеми офицерами возвратиться сушею в Петербург».

Это письмо я закончил так: «Конечно, мне было бы гораздо легче отвезти груз в Петропавловск и Охотск, как это доселе предполагалось, чем брать на себя подобную трудную работу, да еще на маленьком судне и с ничтожными средствами, но, постигая всю важность подобных исследований для Отечества и сомневаясь в безошибочности заключения знаменитых мореплавателей об этой стране, осмеливаюсь просить Вашего участия в этом деле и ожидать на это письмо Вашего уведомления. 10 февраля 1848 года, С.-Петербург».