Подводная уральская

С самого начала войны подводные лодки Северного флота развернули активные боевые действия на морских коммуникациях гитлеровцев. Дело в том, что на севере Финляндии и Норвегии шоссейных дорог мало, железных дорог нет совсем. Между тем немцы и финны, наступавшие на Мурманск, нуждались в боеприпасах, горючем, продовольствии, в пополнении живой силой. Все это приходилось доставлять в основном только морем в Печенгу и Киркенэс. Возвращались же оттуда транспорты тяжело груженные рудой, представляющей из себя ценное стратегическое сырье.

Советские подводные лодки и морская авиация смело атаковали вражеские транспорты, взяв на себя основную тяжесть борьбы с конвоями. То и дело гремели взрывы. Чтобы уменьшить потери, немцы перенесли свою основную перевалочную базу снабжения в порты Гамерфест и Нарвик. Но это не помогло. Советские лодки отправлялись в длительные боевые походы, искусно преодолевали минные заграждения и топили корабли не только в открытом море, но и в оккупированных гитлеровцами портах.

Шли дни, недели. Экипаж «Челябинского комсомольца» рвался в бой. Но Колышкин говорил: «Поспешишь — людей насмешишь. — И добавлял: — Готовьтесь основательно». Больше месяца матросы, старшины, офицеры тренировались в кабинетах торпедной стрельбы, связи, живучести корабля, в бассейне. Затем отрабатывали задачи на боевых постах. Лодка выходила на полигон. Хрулев ставил задачу: уверенно управлять кораблем как в надводном, так и в подводном положении. Учились искать цель, выходить в торпедную атаку, отрываться от преследования. Учились спокойно чувствовать себя под бомбежкой. Глубинные бомбы бросались хотя и в стороне, но это были настоящие бомбы. Сначала было не по себе, но мало-помалу начинали привыкать к сердитому рявканью за бортом.

ПЕРВАЯ ПОБЕДА

Апрельской ночью подводная лодка «Челябинский комсомолец» неслышно снялась со швартовых и взяла курс на север. На борту ее находился командир дивизиона капитан 3 ранга Николай Иванович Морозов. «Дед-малюточник» — так его в шутку называли на базе. В Морозове и в самом деле было что-то от деда-мороза, большого, веселого, доброго.

Хрулев, отдавая команды, нет-нет да и поглядывает на него. Однако на невозмутимом лице командира дивизиона трудно что-либо прочесть. Он все больше молчит, будто хочет предложить: «Поступайте, как считаете нужным». Так уж повелось на флоте: в первом походе участвует либо командир дивизиона, либо его заместитель. В таком случае увереннее чувствует себя экипаж, и приказания командира лодки звучат решительнее и, может быть, громче, чем обычно.

Позади остался полуостров Рыбачий. По-прежнему шли в надводном положении, только теперь применяли противолодочный зигзаг, то есть резко отворачивали от курса то в одну, то в другую сторону.

Качка в открытом море заметно усилилась. Волны окатывали пушку, при поворотах клали «Малютку» на борт. Можно уйти на глубину. Там всегда спокойно, как бы ни свирепствовал шторм. Однако не хотелось без особой на то надобности тратить энергию аккумуляторной батареи. Лишний раз всплывать и заряжаться там, под носом врага, вряд ли целесообразно.

Морозов молчанием выражает свое согласие с решением командира. Будь оно неправильным, Морозов подсказал бы: «Нет уж, давайте от греха подальше». Опасно встретиться с вражеской лодкой. Подойдет незаметно, пустит торпеду и… конец! Однако Морозов ничего этого не говорит, он лишь спрашивает:

— Кто наверху?

— Боцман Дьячков, — отвечает Хрулев.

Командиру хочется спросить боцмана: «Как там на вахте, все ли в порядке?», но он заставляет себя не задавать лишних вопросов. К чему они? Зрение у боцмана отличное. Заметил бы что, доложил.

Брызги мелкой дробью стучат по резиновой куртке, и хотя она называется непромокаемой, шерстяной свитер постепенно набухает влагой. Боцман медленно поворачивает голову. Смущают гребни волн — иные похожи на следы торпеды: такие же белые. Вышедший месяц быстро скрылся за темными тучами.

Наступило утро.

«То, что тучи низко плывут над водой — это, пожалуй, и хорошо, — думает Дьячков. — Вражеской авиации помеха».

Тем не менее он нет-нет да и поглядит вверх. А вдруг пойдет бреющим, хотя при такой погоде «Малютку» заметить трудно, однако надо быть готовым ко всему. Как и все старшины и офицеры, кому положено стоять вахту наверху, боцман отлично изучил силуэты вражеских самолетов. Никогда себе не простит, если проворонит стервятника. Время от времени он докладывает в центральный пост, что в море и в воздухе ничего подозрительного не обнаружено. В ответ слышит: «Смотреть в оба!», на что бодро отвечает: «Есть, смотреть в оба!».

Перед тем, как встать на вахту, Дьячков привязался к тумбе перископа тонким стальным тросом, чтобы не слизнула волна. Она, пожалуй, злее, круче тихоокеанской. Служил Дьячков до войны на Тихом, не раз ходил в «автономку» — и на месяц, и даже на два — рекордный срок по тому времени. Осенью сорок первого должен был уйти в запас, ждала его дивчина, весела и пригожа лицом. Звали ее Ольга.