Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)

Его тянуло в эти места. За годы "рыночной экономики" здесь многое изменилось, всё было завешано рекламными стендами, появились банки, новые магазины, какие-то коммерческие учреждения, на углу строилось ультрасовременной архитектуры здание. Но дома и скверы остались теми же самыми, навевая ностальгические воспоминания. Майор купил бутылку пива и уселся на скамейку перед своими окнами.

- Борисыч, какая встреча! - раздалось совсем рядом.

Он обернулся и с удивлением узнал в приближающемся невысоком седом человеке Вадима Гришухина - давнего сослуживца по госбезопасности.

- Сколько лет не виделись! - Гришухин улыбался, широко разводя руками. - Двенадцать, а то и больше, да?

- Да, двенадцать лет, - кивнул Силуянов. - По-прежнему живёшь здесь?

- А где же ещё. Вот, вышел из дому за сигаретами...

- А я в Люберцах.

- Я только когда пригляделся, понял, что это ты, - сказал Гришухин. - А ты ещё ничего, держишься...

Вадиму, как видно, спешить было некуда, он устроился рядом с Силуяновым на скамейке и начал рассказывать о своей жене, детях и работе на консервном заводе. На его вопрос об Оксане майор соврал, что она умерла, и в дальнейшем старался уклоняться от разговоров про свою нынешнюю жизнь. Зато когда Гришухин завёл разговор о годах их совместной службы, он прослезился. Силуянову, давно расставшемуся со всеми своими друзьями, было лестно, что о нём ещё кто-то помнит.

- Не ценят таких, как мы, - болтал Вадим, - а ведь мы ещё о-го-го! Силёнки-то ещё есть!

Вспомнив, что Гришухин старше его на восемь лет, Силуянов едва не задохнулся от зависти. Тот выглядел как огурчик, у него даже передние зубы сохранились. Искоса разглядывая приятеля, его чистую одежду и здоровое улыбающееся лицо, он испытывал к нему неприязнь, как и ко всем, кто жил хоть немного лучше него.

- Да, да, - кивал он, растягивая губы в натужной улыбке. - Не ценят нас, это ты прав...

Гришухин дал ему свой телефон и уговорил зайти к нему завтра "на блины".

"Если бы не дерьмократы, если бы не этот чёртов Лигасов, не "Властилина" воровская, я бы до сих пор жил в удобной квартире, в тепле и семейном уюте, - угрюмо размышлял Силуянов, возвращаясь на электричке домой. - Ну почему везёт только таким мудакам, как Гришухин?"

На душе у него стало ещё тяжелее. К бывшему гебисту вернулись его обычные мысли о том, что весь мир ополчился против него и что все только и мечтают, чтобы он поскорее сдох. В тот вечер он купил у Кирьякова два стакана водки, что было явным перебором, и на следующий день не мог встать с матраца. По той же причине он всю ближайшую неделю так и не выбрался в Москву, хотя попасть "на блины" очень хотелось.

Он всё-таки побывал у Гришухина. Забытое ощущение домашнего уюта, нахлынувшее на него в квартире приятеля, вызвали в его душе тоску и новый, ещё более сильный приступ озлобления на весь мир. Жена и дочь Гришухина воротили от него нос, за глаза называя "бомжем". Гришухин после этого визита больше его к себе не приглашал. Они встречались только на улице, пили пиво - чаще за счет Гришухина, - и вели длинные разговоры о политике и хорошей прежней жизни.

Эти встречи вносили некоторое разнообразие в монотонные будни отставного майора. Он даже почувствовал какой-то вкус к жизни, угаснувший было среди обгорелых стен, пустых водочных бутылок, тараканов и крыс. Теперь почти каждый вечер он отправлялся в подсобку к сантехникам, у которых имелся телефонный аппарат, и звонил Гришухину. Тот встречался с ним охотно - видно, тоже испытывал недостаток в дружеском общении, и захватывал с собой домашние бутерброды и выпечку. Однажды он вынес свои "почти новые" пиджак и куртку, объяснив, что ему самому они малы, а Силуянову должны подойти. Майор принял подарок скрепя сердце. Брать вещи он считал унизительным для себя, лучше бы он нашёл их на свалке. "До чего меня довели, до чего... - горестно размышлял бывший гебист. - Если бы двадцать лет назад мне сказали, что я буду побираться, как нищий, я бы не поверил... или сразу пустил себе пулю в голову..." Он взял и куртку, и пиджак. А потом ещё шарф и стоптанные ботинки, при этом заставляя себя улыбаться и говорить слова благодарности.

Раза два они побывали у каких-то гришухинских знакомых, где Силуянову удалось поесть вволю и выпить за чужой счёт. Но угрюмый майор, в отличие от общительного Вадима, с хозяевами сблизиться не мог и везде приходился не ко двору. От него спешили избавиться.

- Слушай, а давай-ка мы сходим ещё в одно место, - сказал однажды Гришухин. - Вдова одного человека каждый год собирает его знакомых, вроде как почтить память. Будут угощение и выпивка. Он, кстати, тоже в комитете работал, только в другом отделе. Ты, наверно, его не знал. Дыбов.

- Дыбов? - приятно удивился Силуянов. - Контр-адмирал? Почему не знал? Я одно время даже работал с ним!

- Так и отлично! - обрадовался Гришухин. - Расскажешь об этом вдове. Сам-то я видел его пару раз всего, но, однако, меня приглашают регулярно... Значит, застолье будет в эту пятницу. Ты с утра не пей, побрейся, пиджак мой надень...

- Кого ты учишь!