Подвойский

Она вдруг деловито, не стесняясь, вынула из-за пазухи свернутый кусок красной материи, тряхнула им, и полотнище словно вспыхнуло на солнце ярким светом. Кто-то подал ей березовую палку и помог привязать полотно. Нина подняла над головой красное знамя. Начался митинг. А она так и держала знамя весь митинг, как бы осеняя каждого выступавшего. Николай, стоя поодаль, невольно любовался Ниной. Три десятилетия спустя он писал, что Нина на возвышении с красным знаменем на фоне яркой зелени весенних берез стала для него на всю жизнь символом, зримым образом революции.

После маевки Николай поспешил в лицей. В этот же день должна была состояться задуманная заранее маевка на Волге, как когда-то в Чернигове на Десне. Только петь предстояло не семинарскому, а лицейскому хору. Новое состояло и в том, что на берегу лицеистов должны были поддержать возвращавшиеся из леса участники второй загородной маевки. Планировалось, что песни зазвучат и с лодок и с берега.

События развивались по намеченному плану. Сначала лицейский хор пел самостоятельно, огибая город по руслу Волги. Полиция стянулась к набережной. Это позволило демонстрантам, возвращавшимся из леса, беспрепятственно пройти с красными знаменами по улицам города. В условленном месте демонстранты и флотилия сблизились. Мощно зазвучали «Марсельеза», «Варшавянка», «Красное знамя», «Дружно, товарищи!», «Смело, друзья!..». Но всю задуманную программу спеть не удалось. Николай увидел, что на берегу началась свалка, потом захлопали выстрелы. Член комитета Н. Н. Плаксин с берега подал условный сигнал, чтобы флотилия уходила вниз по течению. Лицеисты налегли на весла. Рабочие и студенты на берегу отвлекали на себя силы полиции, давая возможность флотилии уйти, а хористам скрыться.

Только вечером на нелегальной квартире Николай узнал от Менжинского и Свердлова, что рассвирепевшая полиция сначала выпустила провокаторов, а затем бросила на демонстрантов банду черносотенцев. В потасовке черносотенцы и полицейские, а потом и рабочие дружинники пустили в ход оружие. Есть не только раненые, но и убитые. Я. М. Свердлов отметил, что рабочие получили урок открытой борьбы с властями.

В конце беседы В. Р. Менжинский, внимательно посмотрев на Николая, сказал:

— Получено распоряжение Северного комитета направить двух опытных работников в помощь иваново-вознесенской организации. Там готовят всеобщую забастовку. Им нужна помощь людьми, литературой, деньгами. — Вячеслав Рудольфович задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Поезжайте… С вами поедет Алексей Гастев. Он хоть молодой и у нас недавно, но опытный — к нам послан из-за границы по решению ЦК… На связи с вами будет Нина Дидрикиль с помощниками. Они будут вам доставлять листовки, литературу, деньги… Там все вопросы решайте с «Отцом».

— Афанасьев, — кивнул Николай. — Познакомился, когда был связным.

Вячеслав Рудольфович дал Подвойскому явки и пароли.

— Сейчас домой лучше не ходить, — пробасил Свердлов. — Там скорее всего уже поджидают. Оставайтесь здесь, а на рассвете надо как-то выехать.

— Мне только до железнодорожников добраться, они помогут.

— Кстати, — сказал Менжинский, — пока полиция будет разбираться с маевкой, вам лучше не появляться в Ярославле.

…Рано утром в железнодорожной фуражке и потрепанном брезентовом плаще Николай на ходу вскочил на тормозную площадку товарного поезда и под видом поездного мастера выехал из Ярославля. Ему удалось без особых приключений добраться до Иваново-Вознесенска. В этом «русском Манчестере» — деревне, внезапно разросшейся в город, — Николай бывал в качестве связного. Он хорошо запомнил и главную улицу — два ряда закопченных домов от вокзала до центра, где расположились три десятка разностильных особняков, и мрачные фабрики с зарешеченными окнами, и отравленную разноцветную воду, несущую по желобам к реке спутанные моточки пряжи и лоскуты материи, и многочисленные лавчонки, и питейные заведения. Он без труда нашел явки, встретился с Ф. А. Афанасьевым («Отцом») и другими руководителями иваново-вознесепской партийной организации, с А. К. Гастевым, а также с А. С. Самохваловым, приехавшим на помощь иванововознесенцам из Владимира. Там он познакомился и с посланцем Московского комитета «Трифонычем» — двадцатилетиям Михаилом Васильевичем Фрунзе, о котором ему уже приходилось много слышать.

Иваново-Вознесенская партийная организация насчитывала более 400 человек и была целиком большевистской. Ее руководители Ф. А. Афанасьев, Ф. Н. Самойлов, Е. А. Дунаев и другие мужественно и умело готовили ткачей к решающим классовым схваткам — вооруженному восстанию, которое III съезд РСДРП признал единственным сродством свержения самодержавия. Важную роль в начале и ходе восстания должны были сыграть массовые политические стачки. Ивановские большевики и готовили тогда всеобщую политическую забастовку.

Николаю были поручены агитация в рабочих казармах, на митингах и демонстрациях, а также распространение листовок и прокламаций, которые тайно доставлялись ему из Ярославля.